Наступило утро - Зеин Жунусбекович Шашкин

из этого мира самому, без помощи палача. Он снял рубашку, разорвал ее и свил длинную тесьму. Но в рекхане даже повеситься нельзя несчастному узнику, не к чему привязать веревку. Жунус накинул петлю на шею и попробовал задушить себя. Он дернул за тесьму — она оборвалась...

И в первый раз в жизни Жунус заплакал от тоски и страха.

Глава двадцать девятая

Об аресте Жунуса Амен узнал только к вечеру, и то случайно, от нищего, сидящего у мечети. Он помчался прямо к Агзаму.

Глубоко возмущенный несправедливостью, Амен сразу не мог связно рассказать о случившемся несчастье. Он нервничал и заикался.

— Говори толком! — прикрикнул Агзам, совершавший омовение перед намазом. Медный чайник со звоном полетел в сторону.

— Жунуса посадили в тюрьму!

— Кто посадил?

— Этого не знаю, имам!

Агзам выругался:

— Сам виноват, держал бы язык за зубами! Насреддин несчастный!

Амен с ненавистью посмотрел на злое лицо имама и подумал: сбил с пути человека, вытянул из родного гнезда, а теперь бросил на съедение шакалам.

Амен не знал, каким влиянием пользуется Агзам во дворце. Он предполагал, что имам побежит во дворец, поклонится в ноги эмиру и скажет, что Жунус чудак, желающий людям добра, а не зла, и все, что говорят о нем, пустая болтовня. Грозный эмир, сидящий на троне, потрясет жезлом и закричит: «Здесь вам не степь!» а затем прикажет: «Выпустить»...

Амен, выйдя из квартиры имама, бросился на поиски нищего. Он хотел подробно разузнать все. Нищего он разыскал около башни Сарофон в запутанных переулках еврейской слободки. Это был Шо-мирзо. Он снова повторил свой рассказ:

— Когда Жунус вышел из мечети, совершив полуденную молитву, к нему подошли двое, поджидавшие его, и увели. Да, я только забыл добавить, когда они его ждали у ворот мечети, один из них сказал другому: «Кажется, большевик, смотри в оба!»

Амену теперь было все ясно. Сплели вокруг человека паутину лжи...

Недавно, лежа в сенях у хозяина, он видел на потолке огромного паука, терзавшего муху. Она металась, запутанная в сеть, и жалобно жужжала. Рекхана — это та же паутина. Разве удастся вырваться оттуда?

Когда Амен повернулся уйти, Шо-мирзо тихо шепнул— Привет от Маджида-лекаря!

Амен остолбенел. . .

— Откуда ты его знаешь?

— Я его видел на днях в, Кагане. Просил узнать, как вы устроились.

— Как видишь. Не успели приехать, Жунус угодил в рекхану.

— Не поможет ли в чем-нибудь вам Маджид? — осторожно заикнулся Шо-мирзо.

— Ну, чем он поможет.— Амен задумался, а затем добавил: — Передай ему привет. Может быть, увидимся.

И Амен отошел, оставив Шо-мирзо.

Глава тридцатая

Благодаря стараниям имама Агзама, Жунуса освободили. Он вышел из тюрьмы, как драчливый петух после тяжелого боя: лицо осунулось, в глазах горели беспокойство и злоба. Он потерял душевное спокойствие. Обычная уверенность в своей правоте покинула его. Он походил на затравленного зверя.

Жунуса больше не пускали во дворец. При встрече с ним бывшие знакомые, беки и купцы кланялись холодно, а амальдеры — чиновники — показывали на него пальцами и вспоминали поступок муллы Насреддина, напоминавший выходку Жунуса. Говорят, мулла Насреддин, увидев на дне колодца отражение луны, бросил крючок с благим намерением вытащить ее наружу, но луну не достал, а разбил себе голову, упав плашмя. Так и Жу- нус. Захотел найти правду в Бухаре. Чудак!

После освобождения из рекханы Жунус собирался уехать в Семиречье, но на пути снова встал имам Агзам. Он пришел из дворца и за пловом сказал:

— На подступах к Кагану расположена крупная часть войск эмира. Туда же прибыла партия джигитов из степей Западной Бухары. Наше обращение к народу принесло плоды! — И с улыбкой добавил: — Шейх желает вас видеть во главе этих джигитов!

Жунус хотел отказаться, но смолчал. Это было принято как согласие.

Прибыв в военный лагерь, Жунус стал знакомиться с добровольцами-казахами. Некоторое из них были хорошо одеты, имели добрых коней, но большинство джигитов явилось в старых лохмотьях.

Измученные дорогой, голодные добровольцы воровали продукты из войсковой кухни у солдат. Их ловили и били.

В лагере стояла тишина. Солдаты маршировали вдалеке.

Жунус, расположившись под чинарой, вызывал по очереди казахов и знакомился с каждым...

Амен привел молодого толстогубого джигита с круглым, как луна, лицом. Он был оборван и бос.

— Ты откуда, мой мальчик? — ласково спросил Жунус.

— Я родом кипчак — из пустыни Кызылкум/

— Зачем ты сюда приехал?

— Меня привезли.

— Как?!

Юноша замялся в нерешительности и тихо сказал:

— Когда нас забрали, нам сказали, что из Бухары мы поедем в Ташкент.

— Кто сказал?

— Приехавший амальдер из Бухары.

Следующий доброволец рассказал то же самое. Жунус задумался. Конечно, эти казахи не воины для эми

ра. В первом же бою они сдадутся в плен большевикам. Что же с ними делать? Доложить имаму Агзаму? Нет, доносить на этих несчастных обманутых юношей он не станет.

Жунусу не везло. Только он стал сколачивать отряд из казахов Нуретинского бекства, как неожиданно появился Сугурбаев. Он приехал в лагерь с начальником контрразведки.

На другой день сарбазы эмира захватили «языка» и привели в штаб. '

— Я поймал большевистского агента. Остальное он сам расскажет,— доложил сарбаз начальнику контрразведки.

Тот просиял, указательным пальцем погладил смолистые усы:

— Ты кто? — спросил он по-русски красноармейца. — Человек!

— Я не говорю, что ты скотина. Қем ты был у большевиков?

— Рядовым солдатом.

— Хорошо. Где стоят войска Фрунзе?

— Не знаю.

— Врешь, сволочь!

— Я рядовой.

Начальник контрразведки обернулся:

— Развяжите ему язык!

Сугурбаев подошел быстрыми шагами. На голове чалма, рукава засучены. Он выглядел мясником.

— Коммунист?

— Нет.

— Пах! — зловеще воскликнул Сугурбаев. По его приказу два рослых сарбаза связали пленнику руки.

Сугурбаев по-уйгурски внезапно ударил головою красноармейца в подбородок. Со связанными назад руками пленник не устоял, грохнулся плашмя. Кровь потекла изо рта, из носа.

— Усади! — приказал Сугурбаев своему помощнику. С иезуитской улыбкой наклонился он к пленнику.

— Сколько войска?

Красноармеец молчал, выплевывая выбитые зубы.

— Не хочешь отвечать — пеняй на себя!

Сугурбаев вынул перочинный ножик, ловким движением отрезал у пленника одно ухо и положил в карман.

— Отдам, если скажешь...

Пленный молчал, стиснув зубы.

— Я тебя заставлю говорить! — рассвирепевший Су- гурбаев ударил пленника ногой.