Под знаком тибетской свастики - Фридрих Наумович Горенштейн

страх. Это докшит Ижимсаран, коронованный пятью черепами. В правой руке, испускающей пла­мя, он держит меч, упираясь им в небо. Этим мечом он пресекает жизнь нарушающих обет. На левой руке висит лук со стрелами, в пальцах он сжимает сердце и почки врагов веры. Его рот страстно открыт, четыре острых клыка обнажены, брови и усы пламенеют, как огонь при конце мира. Рядом с ним восседает на бешеном волке Бурхан Амийен Эцзен с сетью в руке, которой он улавливает греш­ников. Другие спутники Ижимсарана, небесные меченосцы и пала­чи, облаченные в кожи мертвецов, держат в зубах печень, легкие и сердце врагэв буддизма, лижут их кости, высасывают из них мозг.

Выйдя из храма, барон сказал:

- Существование Восьми Ужасных я воспринимаю как оп­равдание насилия по отношению к врагам всякой религии, не только буддизма. Но в способности христианства спасти мир от революци­онного наваждения я не верю. Расправы с евреями, китайскими рес­ публиканцами или зараженными большевизмом сибирскими мужи­ками есть не преступление, а культовый ритуал истинной веры, ибо на страже человеколюбивого учения Будды стоят страшные божест­ва. Перед тем, как пойти на Сибирь, я хочу пожертвовать ургинскому ламству десять тысяч долларов. В благодарность за предсказания, за совершенные молитвы, которые должны привлечь ко мне бла­госклонность богов. Неподалеку от нового, недавно выстроенного храма Мажид Жанраисиг есть древняя часовня пророчеств, я хочу повести вас туда.

Часовня была небольшим, почерневшим от времени, похо­жим на башню зданием с круглой, гладкой крышей и висевшей над входом медной доской, на которой изображены были знаки зодиака. В часовне оказались два монаха, певшие молитвы. Они не обратили на нас никакого внимания. Барон подошел к ним.

- Бросьте кости о числе моих дней, - сказал он. Монахи принесли две чашки с множеством мелких костей. Барон наблюдал, как они покатились по столу, и вместе с монахами стал подсчитывать.

- Сто тридцать! - вскричал он. - Опять сто тридцать! Барон отошел к алтарю, где стояла старая индийская статуя Будды, и снова принялся молиться.

74. Сцена

Когда мы возвращались из монастыря, было уже светло и многолюдно на улицах Урги. Огромного Будду ламы везли на зеле­ной колеснице, вырывая друг у друга оглобли. Барон велел остано­вить автомобиль и сказал:

- Сегодня праздник круговращения, доброго Будду везут на колеснице. Они вырывают друг у друга оглобли, ибо кому посчаст­ливится хоть несколько шагов провезти Майдари, тот впоследствии возродится для вечной жизни в будущем царстве. Мне такое бла­женство недоступно, я предопределен к Восьми Ужасным, - доба­вил барон то ли с сожалением, то ли с насмешкой.

75. Сцена

Очень скоро и в очередной раз мне пришлось убедиться в принадлежности барона к Восьми Ужасным. Мы сидели в юрте и вели мирную беседу, я записывал.

- Ваше превосходительство, - спросил я, - вы человек ве­рующий, но ведь буддизм - религия без Бога, наподобие социализ­ма.

- Я это понимаю, - ответил барон. - Однако это формаль­ное сходство. Я вижу формальное сходство между ламизмом как стержнем всей жизни кочевников и социализмом, претендующим на ту же роль.

В это время в юрту вошел Бурдуковский, командир комендатской сотни, и доложил:

- Ваше превосходительство, на границе захвачены шесть красноармейцев и доставлены сюда.

Барон мгновенно преобразился: только что он вел задушев­ную беседу, теперь же глаза его засверкали, все лицо передергива­лось. Он вышел из юрты и остановился перед выстроенными в ряд шестерыми пленными. Некоторое время барон стоял неподвижно, не произнося ни слова. Затем так же молча отошел и сел на ступень­ки соседней фанзы. В полной тишине прошло еще несколько минут. Наконец, барон поднялся. Теперь лицо его было решительным. Выражение сосредоточенности исчезло. Касаясь тростью-ташуром плеча каждого из пленных, барон разделил их на две группы. В пер­вой оказалось четверо, во второй - двое.

- Этих двоих обыскать.

Двоих обыскали и нашли партбилеты.

- Коммунисты, комиссары, - сказал барон. - Тех четверых отправить служить в обоз, этих двоих забить палками насмерть.

- Монгольским способом, ваше превосходительство? - спро­сил Бурдуковский.

- Монгольским, ты ведь, Женя, владеешь монгольским сп­особом?

- Так точно, ваше превосходительство, - радостно ответил Бурдуковский. - На спине у человека мясо отстает от костей, но сам он еще остается жить.

Бурдуковский засмеялся. Одного из комиссаров уволокли для порки, но второй начал шептать молитву, нечто, похожее на буд­дийскую молитву.

- Что ты шепчешь? - спросил барон. - Почему не кричишь большевистские лозунги?

- Я буддист, - ответил комиссар.

- Ты буддист? - удивленно сказал барон. - Большевик-буд­дист?

- Да, - ответил комиссар, - я большевик-буддист. Гаутамма Будда дал миру законченноое учение коммунизма.

- Кто же твой вождь - Будда или Ленин? - спросил барон.

- Ленин высоко ценит истинный буддизм, - ответил комис­сар.

- В чем же, по-твоему, истинный буддизм? Разве не в мис­тицизме, отвергаемом большевиками, истинный буддизм?

- Силы, которыми обладает Будда, не чудесные, его мощь согласуется с вечным порядком вещей, система ленинских заветов восходит к учению Будды, а через него к неизменным основам ми­роздания.

Барон был явно взволнован.

- Вы студент? - спросил он комиссара.

- Да, до революции я учился в Московском университете.

- Так и думал, - сказал барон. - Профессора подобным ма­териалистическим образом излагают философию буддизма. Что ж буддизм, по-вашему, материалистическое учение? - закричал барон.

- Буддизмом как философией я не занимаюсь, - ответил ко­миссар, - я не имею для этого настоящей подготовки. Мне мало зна­кома оккультная сторона буддизма, а я изучал иконографию буддиз­ма. Для занятий всесторонних я не знаю языков: ни санскрита, ни других.

- А оракулов буддизма вы признаете? - спросил барон.

- Буддийские оракулы, ламы-предсказатели не более, чем ворожеи, гадатели, им нельзя верить. Действительно ученые будди­сты гаданиями не занимаются.

- Чем же занимаются действительно ученые буддисты? Иконами и изваяниями, как простым материалистическим искусст­вом? Нет, меня в иконах интересует нечто иное, недоступное глазу. Вы не верите оракулу, но ламы-предсказатели умеют находить вра­гов веры, распознавать их под любым обличием, даже под обличием ученых буддистов. Я свято уверен, что научен у этих оракулов с од­ного взгляда различать убежденных большевиков от случайных и невольных пособников. Уведите его! - приказал барон.

- Сколько дать ему палок? - спросил