Обронила синица перо из гнезда - Юрий Семенович Манаков

Ашхабада к иранской границе. Минуло три месяца с того дня, когда сибиряки в глинобитном гарнизоне Термеза, где они проходили курс молодого бойца, впервые увидели и почувствовали хрусткий острый песок на зубах. Сегодня же это были закалённые парни с иссечёнными самумом загорелыми лицами, и хотя у некоторых еще гноились от песчаных бурь глаза, взгляд у солдат был уже обвыкшим, прищуренно-твёрдым.

– Колонна, сто-ой! – гулко прокатилось над головами идущих. – Лагерь разби-ить! Приготовиться к ночлегу-у!

Оно и правда – диск солнца уже наполовину погрузился в далёкие, зыбкие барханы. Небо окрасилось в малиновый цвет, еще час-полтора, и на пустыню падут сумерки, а там и ночь, холодная, промозглая. Вот ведь загадка природы: днём – испепеляющая всё живое жара, ночью – зуб на зуб не попадает от холодрыги! То ли дело – зелёная наша тайга, ручьи со студёной сладкой водичкой. Так бы припал и пил, пил, да где там! В прорезиненном курдюке мутная и вонючая, тёплая, да вдобавок и до горечи солоноватая вода, ей и жажду-то не утолить, и не напиться, так, лишь пузо растёт как барабан, а пить всё одно хочется. А еще и сухари из сухого пайка, вон и дата на упаковке: 1921 год. Ровесники нам, ребята! Эх, кабы сейчас да калач домашний, да кринку молочка из погреба!

– Рядовой Антропов! Отставить разговорчики, недостойные бойца Красной рабоче-крестьянской армии! – К солдатам, заканчивающим ужин, из темноты вышел политрук Топоров. – Я требую внимания! У меня есть новость, она касается пункта нашего прибытия. Я только что был у командира полка, он приказал довести до сведения всего личного состава, что не позднее, чем через сутки мы пересечём государственную границу СССР и выйдем на территорию дружественного нам Ирана. – Политрук присел к костру и вытащил из планшетки лист плотной бумаги. – Сейчас я ознакомлю вас, товарищи красноармейцы, с текстом ноты Молотова шаху Ирана. Здесь говорится, что еще в 1821 году Россия заключила с Персией договор о том, что, если третий неприятель пойдёт на Россию войной, она имеет право на переход границы с Персией, и размещение на её территории своих войск, и Персия, в случае нападения не неё третьей страны, также имеет право на ввод в Россию своих подразделений. Спустя сто лет этот договор был закреплён правительством РСФСР. Как вы знаете, товарищи, на западе нашей Родины продолжаются кровопролитные бои с фашистскими захватчиками, которые два месяца назад вероломно напали на СССР. Наша задача войти в Иран, занять крепость Горган, пресечь вылазки басмачей и обеспечить безопасный провоз стратегических грузов, идущих из Америки через Иран в Советский Союз. Задача ясна, товарищи красноармейцы?

– Так точно, товарищ политрук!

– Отдыхайте, завтра будет трудный день.

Божья коровка ползала по упругому стеблю ромашки со смятыми листиками, что дугой, зелёным мостиком соединял два суглинистых бугорка только что выброшенной из окопа земли. Жёлтый цветок с белыми лепестками был придавлен комком, и как ни старалась божья коровка вползти в щелку, откуда исходил манящий запах цветка, ничего у неё не получалось. Прокоп Загайнов аккуратно, чтоб не рассыпать землицу и не придавить тем самым насекомое, двумя пальцами приподнял комок и освободил ромашку. Божья коровка здесь же взобралась в корзинку цветка и принялась деловито перебирать усиками крохотные тычинки.

– Вишь ты, мигом оседлала ниву и приступила к сбору урожая. – Степан Раскатов, привалившись гимнастёркой к тыльной стенке окопа, тоже с интересом наблюдал за хлопотами оранжевой, в чёрную крапинку, божьей коровки. Но вдруг тень нашла на его скуластое лицо, и он горько вздохнул: – Скоро и мы приступим к жатве, тока вот у нас она будет, как видно, долгой и кровавой.

– Стёпушка, да мы ить на войне. А тут – не ты, дак тебя! – живо откликнулся Прокоп. – К нам вломились, нашу землю жгут, поля топчут, народ русский истребляют. Кто, как не мы, должон иродам ответить! Видел, когда шли сюда от Смоленска, одни горелые трубы от деревень и сёл остались. Помнишь ли, как нас каратели пожгли тогда?

– Как забыть, коль родовые гнёзда выжгли, а нас понудили к исходу в Саяны.

– Сдаётся мне, что нынешние изверги и главари тех, таловских, одного поля ягодки. Только эти, иноземные, ишо страшней. Так что копай окоп глубже, да пристраивай винтовку ладно, дел невпроворот.

– Твои-то чё пишут? – переменил тему разговора Степан. Накануне была почта, и оба получили письма от жён, оставшихся с малыми ребятишками в Хакасии. – Моя Настасья сказывает, что покуль терпимо, орех в тайге уродился, хлеба вызревают.

– Мои тоже не жалуются. Егорша нонче в первый класс пойдёт, в леспромхозовскую школу. Смышлёный малец. Любаня и Маруся, отписывает Ориша, по дому уже вовсю пособляют.

– И мои, слава Богу, помощниками растут.

Русское солнышко встало в зенит, отечески лаская не жаркими, щедрыми лучами тугие колосья спеющей ржи на светло-жёлтом поле перед окопами, соединёнными узкими ходами сообщений, зелёный лесок за хлебами, роту сибиряков, накануне вечером снятую с пригородной, второй линии обороны и переброшенную на оголённый участок фронта. Позавчера к западу от этого леса был ожесточённый, с большими потерями с нашей стороны, скоротечный бой. Рослые как на подбор, эсэсовцы шутя обратили в паническое бегство измотанные непрерывными боями остатки пехотного полка, многих постреляли, покололи штыками и финками, десятка полтора красноармейцев взяли в плен.

Командование приняло решение бросить на это опасное направление сибиряков, сформировали роту, вооружили – кого автоматами, кому досталась винтовка, кому штык да сапёрная лопатка. Степану вручили ручной пулемёт с круглым диском. Глубокой ночью бойцы неслышно прошли вдоль болота и к утру окопались на опушке, перед ржаным полем. Теперь вот ждали противника.

– Робята, еще раз проверьте оружие, у кого есть, – сильно окая, обратился к красноармейцам, проходя по окопам, старшина роты Иван Никитич Тарасов, седоусый сорокапятилетний волжанин, воевавший с немцем еще в Первую мировую. – Подпускайте фашиста ближе. Стрелять наверняка, патроны беречь. Давайте, сынки, не подведём матушку-Россию. Друг дружку держитесь. С Богом, сибирячки!

На раскидистой ольхе, в толстых ветках пристроилась седая крупная ворона и давай, заунывно постанывая, каркать. На крик из леса подлетели такие же неопрятные товарки, расселись по деревьям рядом и стали наперебой подкаркивать зачинательнице, как они это делали и в прежние столетия, когда на землю нашу зарились то тевтоны, то поляки, то французы. Сибиряки переглянулись, удобней переложили оружие и продолжили наблюдение за лесом напротив, расстояние до которого было метров сто. Вдруг низ деревьев разом почернел, это из чащи выступили, видимо, всё те же эсэсовцы. Блеснула на солнце сталь автоматов, послышалось отдалённое клацанье, шеренга выровнялась,