Снегири на снегу (сборник) - Олег Георгиевич Петров

Вот если бы выучиться и аэропланы строить!.. А может, и выучится, и будет строить. Степан Яковлич бы такое направление в жизни одобрил. Он о прошлом Василия не пытал. Понятно исподволь приглядывался, наблюдал, с чего это урка, за колючку к немцам влетевший, к таким же «расписным» не липнет? Из этой уголовной публики, обитающей в лагере, уже все пристроились кум королю: на должностях капо блоков и бараков во главе с самой большой скотиной и сволочью – лагерным капо Лыбенем. А кому этих должностей не хватило, те у капо на подхвате. Ну и, ясно-море, сплошняком – наседки, стукачи гансовские!

Проверили подпольщики Василия и в деле: ослабевших ребят – первых кандидатов на «акцию», а проще – на уничтожение – помогал перепрятывать в бараках. Дело рискованное и непростое. Надо не столь немцев обхитрить, сколько Лыбеня и его гоп-компанию – прислужников эсэсовских. Вот и пригодилась довоенная уркаганская «слава»: знавшие Василия блатари «цинканули» Лыбеню, мол, Метла – пацан правильный, хотя и одиночка. А лагерному капо и так прихвостней хватало. Живет «правильный пацан» сам по себе – ну и хер с ним.

И лишь потом составил Степан Яковлич с ним, Василием Мятликовым, решающий разговор. Про побег и маляву. Василия такое доверие зацепило. И поклялся он сам себе – жилы порвет, но дело сделает.

***

Рига встретила Флягина подбитой нахохлившейся птицей. Три дня назад, 22 июня, она пережила на восходе солнца первый налет фашистской авиации. «Юнкерсы» ударили по железнодорожной станции и порту в устье Даугавы.

– Сортировочный узел пока сильно не пострадал. А вот порт уже трижды бомбили, но в основном в суда целят, а портовые сооружения словно берегут, гады… – сообщил Флягину уже немолодой сержант госбезопасности, встретивший поезд. Состав, пришедший в латвийскую столицу ранним утром, на этот раз остановили примерно в полукилометре от перрона уютного рижского вокзала – среди серых пакгаузов. Там встречающий и поджидал Флягина. Поехали в наркомат на ухоженной черной «эмке», вызывавшей диссонанс на фоне потянувшихся мимо, еще дымящихся развалин каких-то вокзальных строений. Центральное здание оставалось целым, но и увиденного для первого впечатления Флягину хватило.

Машина медленно пробиралась среди угрюмого, молчаливого встречного потока людей, спешащих к вагонам с чемоданами, узлами, мешками. Женщины, старики, дети. Много детей…

– Начали частичную эвакуацию населения по спискам, – пояснил Флягину сопровождающий, хмуро разглядывая колонну. – Сборный пункт организован на привокзальной площади. А промышленное оборудование грузят на сортировочном узле. Республиканский штаб обороны распорядился в первую очередь эвакуировать самое ценное. В Риге наиболее крупных промышленных предприятий более четырех сотен, а подвижного состава…

– А когда пассажирский уходит? – спросил Флягин.

– Часа через два.

– Так он же днем такая мишень!

Сержант промолчал, только скрипнул зубами.

Пару часов спустя Флягин и выделенный ему в помощь оперуполномоченный республиканского НКГБ Альберт Скулме, с которым Флягин уже был знаком, – Скулме участвовал в первоначальной разработке Круминьша, – шли тенистой, мощенной выпуклой брусчаткой улочкой Старой Риги, направляясь к дому фигуранта.

Флягину сегодня не потребовалось много времени, чтобы ознакомиться с немногочисленными и скудными по содержанию материалами, которыми пополнилось дело оперативной разработки на бывшего майора. Ничего существенного за минувшие три месяца, как Флягин уехал из Риги. Днем Круминьш так и продолжал мести дорожки больничного парка, потом возвращался домой. В выходные дни квартиру покидал редко, разве что прогуливался до булочной. Впрочем, Флягин прекрасно понимал, что визуальный контроль фигуранта в эти месяцы свелся к минимуму, осуществлялся изредка, – рижским товарищам помимо этого хватало забот: реальная немецкая агентура активизировала свой интерес к порту и железнодорожному узлу, было пресечено несколько попыток диверсий на крупных предприятиях. По большому счету, «опекать» Круминьша руки не доходили. Чего там Москва решит по поводу фигуранта – на воде вилами писано, а тут что ни день – сюрприз на сюрпризе.

Ну что есть, то есть. Вербовочную беседу решили провести по обычной схеме: пока фигурант на работе – проверить квартиру и поджидать его там. А далее действовать по обстановке.

Квартира бывшего майора, а ныне больничного дворника, выглядела ожидаемо: в просторных, гулких и практически пустых комнатах уверенно обосновалась нищета. Более темные прямоугольники на выцветших и давно не обновлявшихся обоях говорили сами за себя: здесь когда-то стояла мебель и – судя по уцелевшим нескольким стульям, двум креслам, столу, кровати, – добротная, богатая; исчезнувшие со стен полотна вряд ли представляли собой репродукции. Несколько фарфоровых тарелок и пара хрустальных бокалов, аккуратно составленные на широком кухонном подоконнике и накрытые полотенцем, полдюжины столовых приборов из мельхиора и столько же кофейных пар, обосновавшихся здесь же, позволяли полагать, что когда-то хозяин мог похвастаться довольно дорогостоящими обеденным и кофейным сервизами. Только все это было в прошлом. Давно распродано, проедено.

В столовой, за круглой эмалированной крышкой заслонки дымохода печи-голландки, облицованной давно немытыми пластинками изразцовой глазурной плитки, обнаружилось, по всей видимости, летнее, место хранения браунинга калибра 7,65 в потемневшей кожаной кобуре. Пистолет явно недавно чистили и смазывали, магазин был снаряжен полностью – семью патронами. Флягин вернул оружие в незамысловатый тайник.

В прикроватной тумбочке, увенчанной красивой антикварной настольной лампой с давно треснувшим абажуром молочного стекла, обнаружились несколько книг, в том числе немецкое издание небезызвестного маркиза де Сада. Флягин покачал головой: полоска бумаги, выполняющая роль закладки, разделяла страницы с описанием содомских утех. Фигурант был верен себе.

Чекисты еще около часа продолжали осмотр квартиры Круминьша, застыв у окон лишь на время очередного налета немецких бомбардировщиков. Свой смертоносный груз, как на слух определил Скулме, они снова сбросили в порту. От взрывов бомб в квартире тонко звенели оконные стекла и посуда на кухонном подоконнике. Потом сирены дали отбой. А еще через полчаса в дверном замке заворочался ключ.

Скулме тут же прошел на кухню – там был черный ход, его следовало перекрыть на всякий случай. Флягин замер в гостиной.

Хозяин, как и предполагалось, прошел на кухню. Судя по фактическому отсутствию в квартире съестных припасов, домой он не мог не принести какой-нибудь еды. А куда же ее, как не на кухню. Флягин скользнул в прихожую, перекрыв путь к входным дверям.

Тут же из кухни раздался громкий, довольно резкий по тембру голос хозяина. Флягин не знал латышского языка и мог только догадываться, о чем спросил фигурант, обнаружив на кухне постороннего. Однако нельзя было сказать, что Круминьш испугался, – в голосе это не проявилось.

Скулме что-то ответил ему, снова раздался голос хозяина, и тут же они оба показались в дверном проеме. Бывший майор – впереди, Скулме – за его спиной.

– Товарищ Иванов, – сказал Альберт, – гражданин Круминьш готов