Ольвия - Валентин Лукич Чемерис

полного отваги и мощи. Вот он примчался из степей во главе своего войска, спрыгивает с горячего коня, идет, пропахший полынью, дымом и конским потом… Щурит против солнца глаза, а навстречу ему бегут сыновья…

Один, два, три… Семеро сыновей бегут ему навстречу.

Давно уже нет сыновей, давно ушли они в мир предков — ушли еще молодыми, и видит их владыка как живых.

Да и во снах они часто приходят.

Приходят живые, здоровые, красивые, и владыке немного легчает на душе: не забывают его сыновья, с того света наведываются в гости. Во сны приходят, отца радуют…

Вот и сейчас явились они к нему в пламени жертвенных костров, и кажется владыке, что видит он и ту далекую и долгую дорогу с того света на этот, по которой и приходят к нему сыновья. Спасибо, что навещают отца! Скоро уже, совсем скоро и он пойдет по той дороге к ним, и будут они вместе. А пока он будет видеть их во снах и в пламени костров, будет знать, что они есть и помнят о нем…

***

Голову первого жертвенного коня торжественно поднесли владыке.

Все с благоговением смотрят, как Иданфирс, достав акинак, короткими ловкими движениями срезал со щек полоски мяса и неторопливо жевал.

Вторую голову — для бога Геракла — насадили на копье, а копье воткнули в землю.

— Просим, праотец наш, в гости к нам! — хором воскликнули вожди и старейшины, и лишь после этого, засучив рукава, принялись за трапезу. Слуги забегали туда-сюда, разнося жирные, дымящиеся куски мяса, от которых бил густой дух конины и стекал каплями жир, застывая на зеленой траве белыми восковыми кружками. У всех залоснились от жира руки и бороды, их некогда было вытирать, потому что каждый, управившись с одним куском, хватал другой.

Глава десятая

Смертельный поединок на глазах у царя

Так уж с давних пор повелось, что редко какая жертвенная трапеза у скифского царя обходится без зрелища. Иногда это просто борьба ради забавы или состязание лучников — кто метче пустит стрелу, но чаще всего — смертельные поединки двух непримиримых врагов.

Ибо когда два скифа враждуют, и враждуют долго и упорно, когда к миру уже отрезаны все пути и ненависть хлещет через край, недруги хватаются за акинаки… Но не нападают друг на друга внезапно, по-волчьи, а выходят на свой последний поединок на глаза царя или вождя. А там уж кому повезет, тот и будет еще седлать коня и встречать поутру светлоликого Колаксая…

Вот и на этот раз… Когда все уже насытились мясом и начали отрыгивать, Иданфирс спросил вождей:

— А не посмотреть ли нам поединок? Сак и Лат жаждут решить акинаками свой давний спор.

— Хотим!.. — крикнули вожди. — Пусть бьются!

Иданфирс хлопнул в ладоши, и в круг, не глядя друг на друга, ступили Сак и Лат. Хмурые и злые, до крайности утомленные своей многолетней враждой, вышли они на свой последний поединок. Сак и Лат не просто скифы, они еще и близкие родичи. А грызутся между собой много лет, и когда впервые вражда началась, и из-за чего именно — поди, уже и не помнят… Теперь Сак жаждет крови Лата, а Лат — крови Сака. Ибо вдвоем они уже не могут ужиться на белом свете, даже в таких широких степях, как скифские. Один из них должен погибнуть, а другой до конца своих дней будет торжествовать победу. И свершат они это прилюдно, на глазах у самого царя и его вождей. Победитель будет гордиться, побежденный в честном бою — позора не поимеет. Ведь на глазах у царя пал.

— Сак и Лат! — обращается к ним Иданфирс. — Биться вы пришли или мириться на моих глазах?

— Биться пришли мы на твои глаза, владыка! — воскликнул Сак.

— Только острый акинак способен разрешить нашу вражду! — подтвердил понурый Лат.

— Быть по-вашему! — сказал Иданфирс. — Деритесь, покажите нам свое умение владеть акинаками. Того, кто погибнет, — позорить не будем.

— Ар-р-р-а-а!!! — захрипел Сак.

— Ар-р-р-а-а-а!!! — захрипел Лат.

Иданфирс махнул рукой.

Сак и Лат, выхватив акинаки и пригнувшись, пожирая друг друга ненавидящими глазами, начали свой смертный поединок. Родичи-враги хрипели, скрежетали зубами, ходили друг возле друга, выискивая подходящий момент, чтобы вонзить акинак по самую рукоять в своего противника. Кружляли, сходились, расходились, снова бросались друг на друга и снова кружляли. А потом, внезапно крикнув, ринулись грудь на грудь…

Мелькнули в воздухе два акинака…

Иданфирс наблюдал за поединком, сомкнув веки; среди вождей слышались выкрики, советы… Одни подбадривали Сака, другие — Лата… Кто-то в азарте кричал:

— Бей его!.. Бей!..

А кто кого должен был бить — неведомо, да и не имело это никакого значения: победит Сак или Лат. Захватывала сама схватка, ярость поединка.

Победил Сак…

Захрипев, Лат упал окровавленный, а Сак, издав боевой клич, одним ударом прикончил своего родича.

— О владыка, да дарует тебе Папай тьму лет, я одолел своего врага! — тяжело дыша, воскликнул Сак и встал на грудь поверженному родичу. — Я стою на его груди, и радость распирает мою грудь. Я победил в честном поединке. Мой акинак нанес Лату смертельный удар! Да знают все: из черепа Лата, своего заклятого врага и родича, я сделаю чашу и буду пить из нее хмельной бузат!

И одним ловким ударом акинака отсек голову своему родичу.

Послышались рыдания — это причитала жена Лата. Но все были равнодушны к этим причитаниям. Не Сак, так Лат бы победил. Какая разница? Кто-то из них должен был выиграть, а кто-то — проиграть жизнь, раз уж они схватились за акинаки и предстали пред очи владыки…

Сак взял отрубленную голову за длинный чуб и, вытянув руку подальше от себя, чтобы кровь, хлеставшая из шеи, не запачкала его шаровар, с удовлетворением разглядывал свой трофей.

— Хороша голова, большая, — довольно промолвил он и, стукнув по черепу рукоятью акинака, добавил: — Добрая будет чаша…

Отпилит Сак череп Лата по самые брови, вычистит его изнутри и снаружи, выскоблит и обтянет сырой воловьей кожей, а то и золотом, если есть оно у него. И будет пить из чаши вино или бузат, и будет показывать гостям чашу да рассказывать в восторге, как он на глазах у самого царя победил своего родича и сделал из его черепа вот эту чашу… И будет