Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить - Нина Константиновна Петрова

в период немецкой оккупации, – говорит свидетель Джинчвиладзе, – просто не вмещается в человеческом сознании: в восьмом корпусе госпиталя было собрано 400 тяжело раненных, нуждавшихся в немедленной оперативной помощи, находившихся в операционной и готовившихся к очередной операции, когда раздался глухой взрыв. Навстречу мне с криком бежали санитарки. Оказывается, к госпиталю подъехали эсэсовцы и, предварительно заколотив все входные двери, бросили в помещение две зажигательные бомбы. Первый этаж моментально охватило пламя. Огонь перекинулся на кровати, где лежали раненые. С загоревшейся одеждой они поползли к окнам. Многие были так слабы, что, не успев проползти нескольких шагов, падали мертвыми. Тех же, кто успел добраться до окон и вылезти на подоконники, пристреливали из автоматов эсэсовцы, оцепившие здание кругом. Нельзя передать словами то, что происходило в этот момент: горящие люди метались по палатам, им нигде не было спасения – в помещении бушевал огонь, а за окнами подстерегали пули. Такая же сцена разыгралась и во втором этаже, куда вскоре перекинулся огонь. Нам удалось спрятать группу раненых на лестничной клетке и, когда эсэсовцы, видимо, думая, что все раненые погибли в огне, уехали, вытащить их через окна на улицу. Из 400 человек, находившихся в корпусе, спаслись не более 50.

Раненых, оставшихся в других корпусах госпиталя, постигла та же участь. Назавтра в госпиталь вновь приехал отряд эсэсовцев, и начался массовый расстрел. Эсэсовцы обшаривали все углы, подвалы. Некоторых раненых вытаскивали во двор и там расстреливали, других приканчивали на месте. Эта кровавая расправа продолжалась 4 дня. Трупы убитых 12 дней лежали во дворе и в подвалах. Гестаповцы не разрешали их хоронить.

Показания Джинчвиладзе дополняет свидетель, профессор Катков, являвшийся к моменту этой трагедии заместителем начальника и фактически исполняющим обязанности начальника госпиталя. Его показания с неоспоримой ясностью устанавливают, что это чудовищное преступление было заранее обдумано, подготовлено и организовано гитлеровцами.

– Накануне трагедии, – показывает Катков, – в госпиталь явился немецкий офицер и приказал сосредоточить всех раненых в одном из корпусов, где, как он заявил, будет госпиталь для русских. Когда это было сделано, к госпиталю подъехали эсэсовцы, оцепили корпус, в котором мы начали сосредоточивать раненых, и подожгли его зажигательными бомбами, а тех, кто, спасаясь от огня, пытался выскочить в окно, расстреливали из автоматов. Назавтра немцы начали обходить помещения остальных корпусов – палата за палатой, подвал за подвалом. Подойдя к какому-либо помещению, они вначале бросали туда несколько гранат, давали очередь из автоматов и затем, войдя в помещение, добивали тех, кто еще оставался в живых. Каким-то чудом уцелевшие раненые рассказывали мне потом, что впереди немцев шел офицер, который освещал карманным фонарем все углы. Подходя к каждой кровати и убедившись, что человек мертв, он говорил «Капут» и шел дальше.

Не довольствуясь этими зверствами, немецкие изверги распяли одного из тяжелобольных, прибив его гвоздями к стене во дворе госпиталя. Вокруг распятого собралась кучка немцев, они весело хохотали, а многие фотографировали свою жертву.

Все присутствующие с огромным удовлетворением восприняли приведенные свидетелем Катковым факты исключительной самоотверженности и патриотизма русских женщин.

Рискуя жизнью под немецкими пулями, женщины, фамилии которых, к сожалению, остались неизвестны, проникали на территорию госпиталя, приносили раненым, уцелевшим от расправы, еду, ухаживали за ними, как родные матери и сестры.

Следующей допрашивается свидетельница Сокольская, работавшая медицинской сестрой в 1 сортировочном госпитале. Ее показания полностью подтверждают все, о чем говорили на суде предыдущие свидетели.

– Я находилась 14 марта в помещении госпиталя, когда раздался взрыв. Это немцы бросили зажигательные бомбы.

В здании начался пожар. Раненые, спасаясь от мучительной смерти в огне, сползали с кроватей, но большинство тут же падало. Но и тем из них, кто добрался до окон, не удалось спастись. Немцы подстерегали их и расстреливали из автоматов.

Свидетельница Сокольская рассказывает о неслыханном преступлении гитлеровцев во дворе госпиталя. В одном из подвалов они нашли человека, который еще был жив. Несчастного выволокли во двор и хотели тут же пристрелить. Один немец уже поднял было автомат, но другой ему что-то сказал, и оба громко захохотали. Первый немец куда-то убежал и быстро вернулся с молотком и гвоздями. Оба немца набросились на полуживого человека и, сорвав с него одежду, начали прибивать его к стене на потеху себе и другим немецким извергам.

Сильнейшее впечатление на всех присутствующих произвело краткое показание свидетельницы Козловой. Во время кровавой бойни, учиненной гитлеровскими извергами, в госпитале погиб ее муж, который находился там на излечении.

– Когда я пришла в госпиталь, – рассказывает Козлова, – я не узнала здания. Вместо корпуса высились обгоревшие развалины. Внутри здания я увидела множество трупов. Ими было завалено все помещение. Чтобы пройти из одной комнаты в другую, приходилось буквально шагать по трупам, среди них я нашла обезображенный труп своего мужа.

О кровавой расправе с советскими людьми, учиненной фашистами в Сокольническом лесопарке, показал проживающий на территории парка свидетель Беспалов. Из окна своего дома, на расстоянии каких-нибудь 150 метров, он трижды видел, как гитлеровские звери уничтожили несколько тысяч советских граждан, в том числе много детей, женщин, стариков.

– Несколько часов, – рассказывает Беспалов, – немцы возили арестованных к заранее приготовленным ямам. Всем было приказано раздеваться. Тех, кто сопротивлялся, избивали и насильно, сорвав одежду, живыми втаскивали в ямы и затаптывали ногами. Вещи, отобранные у раненых, немцы собрали, погрузили в машины и с песнями уехали.

Через несколько дней в то же место была привезена большая партия женщин и детей. Лес огласился громкими криками и плачем.

Немцы избивали свои жертвы прикладами, топтали ногами, а детей вырывали из рук матерей. Многие гитлеровцы развлекались тем, что еще до начала массового расстрела избирали себе жертву и расстреливали ее из пистолета. Затем всех загнали в яму и расстреляли из автоматов.

– Возле моего сада, – показывает Беспалов, – немцы выкопали яму огромных размеров. В течение трех дней они свозили сюда арестованных советских граждан. Среди них были и военнопленные, и женщины, и маленькие дети, и глубокие старики. Невозможно описать душераздирающие сцены, которые здесь разыгрывались. Люди плакали, прощались друг с другом, матери и отцы прижимали к груди детей, некоторые, отчаявшись, плевали в физиономии своим палачам, бросались на них с кулаками. Всех обреченных гитлеровцы загнали в яму, забросали ручными гранатами и одновременно выпустили по ним несколько автоматных очередей. Такая же расправа, как показывает далее свидетель Беспалов, была учинена немцами над большой группой советских женщин, которых они собрали якобы для заготовки леса.

На вопрос председателя суда подсудимый Буланов подтверждает показания свидетеля и говорит, что он сам неоднократно возил в Сокольнический лесопарк осужденных на расстрел советских граждан.

Следующим допрашивается свидетель