Елена Глинская. Власть и любовь. Книга 1 - Александр Михайлович Козлов

— Ой, да брось сие «некогда»! За тридцать-то весен пресытились друг дружкой, что ныне и помышлять о близости неохота вовсе.

Авдотья снова посмотрела на пергамент.

— Я все обдумала, — сказала она серьезным тоном, который окончательно вернул Шуйского в реальность. — Сделаем так, что никто и усомниться не посмеет.

Князь нехотя вернулся на край кровати:

— А ну-ка, поведай, как ты все учудишь?

— У меня есть верные писцы, — княгиня погладила стопку бумаг, — они умеют подделывать любой почерк, будто сами ангелы их этому научили.

— А коли кто проверит записи? — нахмурился Шуйский.

— А кто посмеет мои книги проверять? — усмехнулась Авдотья. — Да и потом, я все так подправлю, что даже самый зоркий глаз не заметит.

— А доказательства? Без них не поверят.

— Доказательства будут. Я отыщу способ подбросить нужные бумаги в его сундуки. А там уж и стражники мои подсобят, дабы все правдоподобно выглядело.

— А коли Глинский что заподозрит?

— Он и не смекнет. Я все сотворю так тонко, что комар носа не подточит. Будто паутинка на солнце — вроде как есть, а вроде и нет ее.

— Точно сладишь записи в книгах подделать, дабы никто нас самих ни в чем не уличил?

— У меня есть все нужное, — Авдотья кивнула на прикроватный столик с письменными принадлежностями. — Чернила особые, перья отборные, бумага — как новая, но выглядит будто старая.

— А если кто из твоих людей проболтается?

— Мои люди верны мне, как голодные псы хозяину. Ведают, что за предательство головы лишатся. А посему не изволь беспокоиться, любезнейший Василий Васильевич: так подделаю грамотки, что сам бес не разберет, где правда, а где обман.

Князь кивнул, явно успокоенный уверенностью жены.

— Пойду тогда почивать в малой горнице, дабы не мешать тебе чудеса творить, — сказал он и, не оборачиваясь, направился к неприметной двери, ведущей в соседнее помещение. Там у него припасена для борьбы с бессонницей наливочка, о которой княгиня не знала или делала вид, что не знает; там он и скоротает ночь.

Авдотья осталась одна. Собравшись с мыслями, она достала из верхнего ящика стола набор перьев, чернила разных оттенков и бумагу, похожую на ту, на которой писались казначейские грамоты. Устроилась на кровати поудобнее и принялась за работу.

Княгиня мастерски вносила правки в документы: увеличивала суммы выдач, исправляла даты, подменяла имена получателей. Ее умелая рука, привыкшая к витиеватому письму, искусно подделывала почерк писцов. В одной грамоте она приписала несуществующие расходы на содержание войска, в другой — завысила стоимость закупленных припасов, а в третьей — вписала имя Михаила Глинского как получателя крупной суммы «на нужды государства».

Работая над подделками, она не забывала о мелочах: делала искусные исправления, которые выглядели как случайные кляксы, добавляла потертости по краям документов, имитируя их давность. Затем тщательно сверялась с образцами подлинных грамот, с которых срисовывала водяные знаки и вислые печати.

Когда поддельные грамоты были готовы, Авдотья аккуратно сложила их в специальный тубус, перевязав шелковым шнурком. Она знала наверняка, что эти документы станут неоспоримым доказательством вины Михаила Глинского, и никто не посмеет усомниться в подлинности документов, исходящих из самой казны.

Княгиня удовлетворенно улыбнулась: теперь оставалось дождаться подходящего момента, чтобы пустить эти грамоты в ход и навсегда избавиться от опасного соперника при дворе.

В утренней тишине прокричал петух, возвещая о начале нового дня.

Глава 23

Прогнала прочь свои заботы,

Елена ждет любви охотно.

Телепнев — свет в ее окошке,

В его объятьях, как в лукошке.

Забыв про трон, врагов и власть,

Любви они отдались всласть.

В ту ночь совсем иначе обстояли дела в опочивальне великой княгини Елены Глинской.

Убранство княжеских покоев, погруженных в полумрак, пронизанный отблесками пламени из печи и нежным светом восковых свечей, поражало роскошью. Тяжелые занавеси из алого бархата с золотой вышивкой надежно защищали от ночной стужи и политических бурь. На резной дубовой мебели небрежно раскинулись атласные подушки и соболиные шкуры, призывающие к нежным прикосновениям. Огромная кровать, покрытая пуховыми одеялами, тихо ждала под роскошным балдахином цвета малахита. В теплом воздухе разливался пьянящий аромат роз, ладана и мирры, наполняя комнату умиротворением.

Елена в шелковой сорочке цвета слоновой кости казалась воплощением неги. Тонкая ткань едва скрывала изящные очертания ее фигуры, а свет свечей загадочно играл на ее коже переливающимися бликами. Она полулежала на кушетке возле печи, подложив под голову руку, и внимательно наблюдала за пляской огня. В ее серых глазах, обычно холодных и расчетливых, сейчас пылал нескрываемый огонь желания, а на влажных губах дрожала едва заметная сладострастная улыбка. Несмотря на статус великой княгини и правительницы Руси, в этой интимной обстановке она ощущала себя просто женщиной, жаждущей ласки и любви.

Дверь бесшумно отворилась, и в покои вошел Иван Телепнев-Оболенский. Его высокая и статная фигура, правильные черты лица и густые светло-русые волосы, ниспадающие на широкие плечи, невольно притягивали взгляд. Одетый в скромный камзол из черного бархата, он не мог скрыть своей благородной осанки и природной красоты. Обычно дерзкий и самоуверенный, Иван сейчас смотрел на Елену с нескрываемым обожанием. Застыв в дверях, за которыми мелькнуло заботливое лицо Агриппины Челядниной, он словно боялся нарушить волшебную атмосферу момента.

— Ты богине подобна, с небес сошедшей, Елена Васильевна, — прошептал он глухим, взволнованным голосом. — Всякая черта лица твоего — совершенство, всякий взор — искушение!

Елена медленно приподнялась на локте, ее глаза засияли еще ярче.

— Льстец, — промурлыкала она с игривыми нотками в голосе. — Но мне любы речи твои, устами сладкими произнесенные.

— Долго ждал я свидания с тобой, да хворь неуместная приключилась…

— Молчи, раздевайся весь! Весь! — велела она. — Видеть хочу всего, без единой нитки, изныла вся от тоски!

Когда он предстал перед ней в первозданном облике Адама, она окинула его взглядом с головы до ног. Ее глаза остановились посередине, и на лице появилась соблазнительная улыбка. Чем дольше она смотрела на него, тем более внушительным становился объект ее внимания. Никакого другого подтверждения тому, как сильно князь соскучился по ней, больше не требовалось!

— Как же долог был путь твой из Стародуба! — Она грациозно соскользнула с кушетки, и шелк мягко зашуршал, обтекая ее тело.

Приблизившись к Ивану с плавной грацией пантеры, она прошептала:

— Ты знаешь, что мне нужны не только слова, Иван Федорович. Жажду я большего.

Иван сглотнул, стараясь сохранить самообладание.

— Готов я на все ради тебя, ты ведаешь