Википроза. Два Дао - Борис Акунин

которые похожи на маленькие солнца — такие же сияющие, согревающие всё своим теплом. Каждый желтый кругляшок казался ему волшебной семечкой из старой еврейской сказки про исполнение желаний. В царские времена Иван Иванович делал так: в золотом месяце октябре складывал все добытые за год барыши (а это, скажу я вам, были ой-ё-ёй какие немаленькие деньги) в большой пожухлый чемодан, на который не польстился бы никакой вор, и отправлялся в путешествие по губернским городам. Скромненько, третьим классом. Чтобы не привлекать к себе внимания тех, чье внимание привлекать не следует, менял в каждом банке бумажки на два, три, самое большее пять золотых империалов и ехал себе дальше. Когда возвращался, чемодан был на три четверти пустой, зато в десять раз тяжелее.

И так год за годом. Октябри Гражданской войны — в полоумном восемнадцатом, страшном девятнадцатом, дерганом двадцатом — дались Ивану Ивановичу трудно, ибо бумажные деньги обратились в труху и барыши поступали в самом разном, иногда фантастическом виде. Один раз дама, желавшая выкупить из чекистской тюрьмы любимого супруга-фармацевта, принесла в уплату большую коробку дефицитного аспирина. В тайнике на схронной квартире у Ивана Ивановича лежали панты марала, ящик дореволюционного туалетного мыла, оклады с икон и много других сокровищ, затруднительных для транспортировки. Впрочем, никакой транспорт никуда не ходил, да и некуда было ездить. И что вы думаете? Все три лихих октября Иван Иванович по-прежнему брал отпуск и менял барыши на золотые монеты — просто не в банках, а на подпольных спекулянтских биржах. Между прочим война не война, а насыпал в заветный сундук, о котором речь впереди, звонких блесток побольше, чем в мирные годы.

Когда большевики перестали вести себя как идиоты и учредили НЭП, стало опять легко, хотя и не так легко, как при царе. Появились советские червонцы, не хуже империалов, только не с царем Николашкой, а с трудовым крестьянином на реверсе (это, если вы не знали, оборотная сторона монеты).

И про сундук. Он был большой, окованный железом, старый — времен еще того, другого Николая, в царствие которого Иван Иванович появился на свет. В полу схронной квартиры открывалась потайная ниша, и сундук прятался в ней. По субботам, когда у Ивана Ивановича был выходной, он устраивал себе пиршество: запускал обе руки в золотую груду, зачерпывал монет и глядел, слушал, как они просыпаются обратно. Лучше того звука ничего на свете для Ивана Ивановича не было. Он воображал, сколько чудесных чудес можно купить на эти звонкие кружочки, и всех тех дворцов, красавиц и драгоценных вин ему было не нужно, ибо душу насыщает не исполнение мечты, а знание, что исполнение возможно. Кабы Иван Иванович был тот самый Пушкин, Александр Сергеевич, он сказал бы:

Я выше всех желаний; я спокоен;

Я знаю мощь мою: с меня довольно

Сего сознанья…

Но поскольку он был не тот Пушкин, он просто улыбался, довольно пыхтел, пил дешевую бормотуху с Привоза, и эта отрава была ему слаще всякой мальвазеи.

И вот однажды, когда Иван Иванович так сидел, наслаждался смыслом жизни, запертая на три оборота ключа дверь за его спиной бесшумно открылась на жирно смазанных петлях, и в секретную квартиру миллионера Пушкина вошли трое нарядно одетых мужчин.

Это были гастролеры из Ростова, чужие в городе люди. Потому что никто из своих одесских не вздумал бы грабить Пушкина. Но в Ростове живет сиволапое мужичье, не имеющее понятия про можно и про нельзя. Эти три ростовских дурня, приехав в Одессу на гастроли и прослышав, что есть такой Эфраим Зюсман, устроили за ним слежку, установили, где старик ночует по субботам, и правильно угадали, что свою казну он хранит там. Дурни — мастера угадывать, ибо что еще остается кроме как угадывать, если нет мозгов?

Перед тем как пойти на дело, ростовчане еще и нахвастались на малине, что-де нынче гробанут барыгу с Малой Арнаутской. Люди их стали отговаривать, но дурня от дури разве отговоришь?

Вы, конечно, ждете, что я вам расскажу, как Зюсман, который на самом деле не Зюсман, отбился от вооруженных трех громил. А я знаю как? Меня там не было.

Но только назавтра, ровно в девять старик сидел в лавке на своем обычном месте и читал энциклопедию Брокгауза, точно такой же, как всегда. Ростовчан же больше никто никогда не видел. Было три плечистых красномордых бугая — и не стало. Как сквозь землю провалились. И это было страшней всего.

Несколько дней блатные и фартовые всей Одессы гуляли мимо часовой лавки, почтительно прикладывая два пальца к кепкам — выражали свое почтение. Эфраим на них не смотрел, он читал книгу.

Теперь вы понимаете, почему я не хочу говорить, какое у Пушкина настоящее имя. Зачем мне неприятности?

А про тех гастролеров я думаю, что они действительно провалились. Только не под землю, а под пол. Лежат там скелетами, стерегут сундук.

Очень красивая история

Рассказ

Экс был придуман очень отлично. Надежно, просто, культурно.

Кассир выходит из здания таможни, несет запечатанную сургучом сумку, там дневной сбор с кораблей, минимум несколько тысяч в валюте. От наводчика известно, что с кассиром всегда только два солдата-охранника. Идти недалеко — здесь же, на Приморском бульваре контора банка «Лионский кредит». Горят фонари, фланирует публика. Опасаться нечего.

Выходит из авто солидный офицер-золотые-погоны, кричит на охранников: «Почему расхристаны? Службы не знаете?» Солдаты вытягиваются в струнку. Бац одному рукояткой по лбу, вполсилы, чтоб не убить. Хлоп второму. Кассиру довольно показать «наган». Потом сесть обратно в машину, мотор фррр — и вспоминайте Котовского. На асфальте останется записка с благодарностью генералу Гордееву, начальнику порта. Завтра об эксе и записке будет говорить весь город.

Весело насвистывая (на деле ему всегда было весело), Котовский вылез из автомобиля, сказал Дросселю: «Не скучай, я быстро». У Дросселя, получившего свою кличку за любовь к технике, руки на руле, нога на педали газа. «Руссобалт», 40 лошадиных сил, угнан час назад из полицейского гаража. Одессе это тоже понравится.

А только всё пошло не так. Солдаты на окрик вместо того чтоб козырнуть схватили подполковника, его высокоблагородие, за локти, крепко. Кассир прижал к груди сумку и зажмурился. Из чего следовало, что кассир-то настоящий, но охранники — переодетые агенты полиции, а наводчик — «крыса».

Ряженых дураков Котовский сшиб с ног: двинул чугунной башкой в висок одному, второму. Повалились оглушенные.

Освободившимся руками взялся за денежную сумку, вырвал.

Но дальше всё пошло намного хуже,