Википроза. Два Дао - Борис Акунин

от этого перестанут воровать, грабить и стремиться к легко и богато пожить? Такое не получилось даже у господа бога, не получится и у вашей рабоче-крестьянской милиции. Просто вместо орлов, которые летали у всех на виду, и красиво летали, вы расплодили крыс с мышами. Они шныряют по подвалам, и их не видно. Хотя самая главная крыса и даже крысиный король, если вы знаете балет композитора Чайковского «Щелкунчик», очень даже видна и заседает в кабинете с портретом Карла Маркса, потому что Карл Маркс написал книгу с хорошим названием «Капитал».

— Про кого это вы, Зюсман? — рассеянно спросил Абрамов, обдумывая полученные сведения.

— Про Менделя Голосовкера, кого еще. Председателя «Одесторга». Все теперь ходят устраивать гешефты к нему, а к старому Эфраиму Зюсману заглядывают только по старой памяти, вот как вы сейчас. — Пушкин чуть приспустил темные очки, блеснули прищуренные глаза, оказавшиеся неожиданно голубыми. — Вот вы, Шая Зеликович, большой московский начальник. Прищемите хвост нашим маленьким начальникам. Дайте им понять, что там, — костлявый палец ткнул в потолок, — знают за их шахеры-махеры с Менделем Голосовкером, который кушает себе молоко из обеих титей — и вашей советской, и нашей фартовой. Настоящих уважаемых бандитов теперь не осталось, одни шакалы. А и зачем людям работать над своей репутацией, когда можно кормиться от Голосовкера?

Скорбная повесть об упадке одесских нравов Абрамова не заинтересовала. К заданию это отношения не имело.

— Ай, ничего вы тут не сможете, будь вы десять раз большой московский начальник, — безнадежно махнул рукой обломок прежнего времени. — Москва далеко, а Одесса есть Одесса. По крайней мере скажите своим, чтоб берегли старого Эфраима Зюсмана, который еще много кое-чего может.

На Маразлиевской ждала вернувшаяся из Чабанки помощница. Вид у нее был усталый — похоже, ночью не спала. Но довольный.

— Есть, — сказала Корина, кладя на стол две гильзы. — Даже не подобрали, идиоты. Поленились ползать в темноте на карачках.

Абрамов наклонился. Протянул:

— «Ма-аузер». Ну да, дырочка в сердце маленькая. Такая же, как от «браунинга». Только пуля от «браунинга» застряла бы, а от «маузера» прошла навылет. Ты удивляешься, что гильзы не подобрали. А зачем? Они не думали, что кто-то другой приедет, будет в траве шарить. Молодец, Зинаида. Что-нибудь еще?

— Вот. — Она выложила стопку документов. — Сотрудники дома отдыха. Обрати внимание на посудомойку.

Палец ткнул в подчеркнутую красным строку служебной анкеты — в графу «место рождения».

— Заметь: нанялась две недели назад, когда Котовские уже жили.

— Значит, версию мести все-таки пока снимать нельзя, — вздохнул Абрамов. — Ну что, сядем, помозгуем?

Рассказал о том, что выяснил.

К смерти бандитского короля Котовский отношения не имел. Остальные версии с вендеттами тоже пустышка. После разговора с кладезем одесских знаний Абрамов заглянул к своим, и Лифшиц отчитался по полученному вчера заданию.

Жена Якова Блюмберга, когда-то раненая при ограблении людьми Котовского, благополучно здравствует — чего не скажешь о самом Блюмберге. Бывшего подпольного дельца «вычистили в порядке красного террора» еще в двадцатом. Полицмейстер Славинский, стрелявший в Котовского при аресте, убит махновцами, а «неустановленное лицо», написавшее донос, давно установлено — то был выгнанный из шайки за грубость налетчик Ион Дихор. Умер от тифа.

— К грубости я сейчас вернусь, — сказал Абрамов. — Сначала про третью линию — не нажил ли Котовский себе врагов среди серьезных уркаганов, когда наводил порядок в Одесском тюремном замке. Таких сведений нет. Григорий Иванович, судя по всему, был и разбойником, и красным командиром редкой породы. В свою робингудовскую эпоху он не бил и не оскорблял жертв, притом требовал такой же вежливости от своих подручных. Дихора, видишь, за грубость выгнал. А на гражданской войне бывший налетчик имел репутацию гуманиста. Котовцы не грабили население, не устраивали еврейских погромов — в отличие от буденновцев. Особенно котовцы славились обращением с пленными. Не ставили белых, зеленых и жовтоблакитных к стенке, как это делалось тогда сплошь и рядом. Котовский выстраивал пленных, говорил: «Кто хочет поступить ко мне в бригаду — милости прошу, а кто не хочет — ступай на все четыре стороны». Эта его репутация кстати объясняет, почему бригада Котовского одержала столько побед, неся не особенно большие потери. Сдаваться котовцам в плен было нестрашно, поэтому до последней капли крови никто не бился. Но тамбовская нить, которую ты зацепила в Чабанке, дело другое. Это единственный эпизод, когда Котовскому было за что мстить.

И он рассказал Зинаиде, как в двадцать первом Котовский, тогда еще комбриг, провел акцию «Маскарад», которую теперь изучают в военной академии в качестве примера идеально проведенной диверсионно-камуфляжной войсковой операции.

— …Вот тут есть за что мстить. Товарищи или родственники любого из застреленных в Кобылянке вполне могли поквитаться с тем, кто устроил бойню. Например, чья-нибудь безутешная вдова, — подытожил Абрамов, глядя в анкету. — Давай-ка, Зинаида, дуй назад в Чабанку. Возьми у Лифшица машину, пару ребят и доставь в отдел эту Матрену Кузьменкову 1897 года рождения, уроженку деревни Крюково Моршанского уезда Тамбовской губернии. Выясним, что она за птица и почему нанялась в дом отдыха, когда там находился Котовский. Не сбежала бы только.

— Не сбежит. И ехать за ней не надо, — ответила замечательная Зинаида. — Я ее и без ребят доставила. Сдала как подозреваемую в здешний приемник. Без тебя ни о чем не допрашивала. Ехали молча.

— Займись-ка ты разъяснением Матрены Кузьменковой, раз вы с ней успели подружиться, — сказал Абрамов. — А я, пожалуй, уже готов к интересной беседе с Меером Зайдером по кличке Майорчик.

Ссылки к пятой главе

Куда девал свои барыши Эфраим Зюсман

Рассказ

Если вы хотите знать, куда девал свои немаленькие барыши Эфраим Зюсман, я вам расскажу, куда он их девал. Вы удивитесь.

Но начнем с того, что человека, которого вся настоящая Одесса знала как Эфраима Зюсмана, на самом деле звали не Эфраимом и не Зюсманом. Я вам не буду говорить, как этого человека звали на самом деле, потому что… Вы поймете почему, когда дочитаете до конца.

Будем считать, что его звали «Иван Иванович» — не потому что его так звали, упаси боже. А потому что надо же его как-то называть.

И нет, жены-детей у Пушкина никаких не было, это глупые слухи. На что человеку, у которого уже есть большая любовь всей жизни, отщипывать от нее что-то жене, которой непременно нужна вся наша любовь без остатка, и тем более детям, от которых сначала корь со скарлатиной, а потом сплошное разочарование?

Больше всего на свете Иван Иванович любил красоту золотых монет,