Искупить кровью! - Роман Романович Кожухаров

что это из-за полевой кухни. Начальство побоялось, что на станции для колонны кухню не выделят, и нашло самое простое решение вопроса. За пополнением капитан Шваб и конвоиры из вооруженного взвода отправились на грузовике, за которым закрепили полевую кухню и повара особого подразделения. Оставшимся в расположении заключенным отсутствие похлебки ничем не компенсировали. Попытка одного из арестантов оказалась самоубийственной. Штрафника повесили за злостное нарушение армейской дисциплины в прифронтовой зоне, а всем остальным урезали порцию хлеба наполовину.

Впрочем, уже во время ужина, который раздали через час после прибытия, разногласия между новичками и «аборигенами» сами собой сгладились. Для возможного развития конфликта требовалась хоть какая-то энергия. И те и другие были лишены сил, одни – утомительным переходом, другие – изнурительной работой на рубке леса и строительстве оборонительной полосы. Гать из бревен – с километр в длину, почти трехсотметровой ширины – возводили для стоящей в трех километрах за лесом стрелковой дивизии. И тех и других мучил голод, словно бессонный червь, точил изнутри, высасывая жир до крупицы, высушивая мышцы, выскабливая телесные оболочки до кости.

IX

После ужина объявили построение. Сосед по шеренге, черноволосый южанин с явным баварским акцентом, шепотом сообщил Отто, что так обычно бывает всегда.

– Строевые занятия после ужина. Капитан называет это моционом после еды. Чтобы пища лучше усваивалась… – успел сообщить черноволосый Отто, пока они строились.

– Капитан Шваб? – переспросил Отто.

– Да… наш ротный… – шепотом констатировал черноволосый. – Признаться, пока его не было в роте и его подручного Фридриха, мы почувствовали себя людьми. Нас прикрепили к роте лейтенанта Аушвица. Командир первой роты хоть на человека похож…

Черноволосый не успел договорить фразу, как приклад ткнул его в затылок.

– А ну строиться! – рявкнуло над самым ухом Отто. Ему достался следующий тычок. Сил для удара конвойный не жалел.

Но прервать начатый разговор было не так просто. Арестанты подобрались и замерли в ожидании, пока к ним присоединятся выбегавшие из палаток.

– Меня зовут Марк…

– Отто…

Черноволосый изобразил подобие улыбки.

– Наш ротный – последняя сволочь… Не может заснуть спокойно, пока не укокошит кого-нибудь. Его из Заксенхаузена перевели. Некоторые из штрафников знают его по тому лагерю. Там, говорят, был сущим зверем…

– Заксенхаузен?..

– Да, ты что, тоже там был? – оживился шепот Марка.

– Нет… – чуть помедлив, прошептал Отто. – То есть да. В самом городе, еще в мирное время… У меня там девушка…

– Да… Мирное время… – каким-то отсутствующим голосом прошептал Марк. Глаза его как-то странно заблестели. Наконец Отто понял. Это блестели слезы.

Конвоиры против обычных правил не скомандовали «смирно», позволив стоящим в ротных «коробках» ослабить стойку. Сами охранники собрались у крайней палатки. Стояли и курили. Клубы никотинового дыма дразняще наплывали на шеренги штрафников.

– Не пойму, чего они без нашивок? И Фридрих этот… – осторожно, оглядываясь по сторонам, спросил Отто.

– Они из бывших… – как ни в чем не бывало ответил Марк.

– То есть?.. – переспросил Отто.

– Из штрафников. Вооруженный взвод на две трети укомплектован из тех, кто «искупил». Вооруженный взвод – вот предел мечтаний, к которому мы должны стремиться. Ведь это самая первая ступень искупления.

Марк сделал паузу и сокрушенно вздохнул.

– Хотя большее здесь и не светит. Я тут вторую неделю. Те, кто дольше, говорили, что еще ни один штрафник отсюда не переводился в строевые части. Даже в пятисотые батальоны[5]. Ты понимаешь?..

Для Отто известие, что их охраняют бывшие штрафники, стало неожиданностью.

– Так они же…

– Известное дело: хочешь выжить – убей другого… Как тут иначе докажешь старание.

Марк покачал головой:

– Честное слово, конвоиры из назначенных так никогда не звереют, как эти, «искупившие». А командованию невыгодно тратить испытанных солдат из строевых частей на «штрафников», вот они и придумали такую форму поощрения.

Вдруг конвоиры словно всполошились. Засуетились, а Фридрих, в роли главного, рявкнул на весь строй: «Смирно!».

К ним быстрым шагом приближался сухопарый офицер с желчным лицом. На нем была форма полковника. Следом, старясь не отстать, но все равно не поспевая, двигалась группа в офицерских мундирах. Среди них выделялся высоким ростом и капитан Шваб. Чуть поодаль, позади всех, грузно ступал толстяк в форме гауптфельдфебеля.

Полковник остановился прямо против строя и по-хозяйски расставил ноги, заведя руки за спину.

– Солдаты!..

Пауза тяжелой свинцовой плитой повисла над штрафниками.

– Да, да, я не оговорился… Солдаты! Для вас еще есть шанс вспомнить об этом великом звании – воплощении самых заветных чаяний каждого достойного сына нашей Герамнии.

Еще одна пауза. Желчное лицо полковника поворачивается, словно шаровое гнездо танкового пулемета. Его ядовитый взгляд буравил всех, одного за другим, будто стремился проникнуть в нутро каждого арестанта.

– Здесь, под Сталинградом, решается судьба мира и великого тысячелетнего рейха! Здесь решается и ваша судьба!

На последних словах он сделал особое ударение. Отто уже успел заметить, что все начальствующие чины и в зенитной «учебке», и в армии, и в штрафных подразделениях отличались отменным красноречием и такой же говорливостью. И ораторствовали они, будто читали один и тот же текст, написанный и подсунутый им чьей-то рукой. Как будто непрерывно работал радиорепродуктор.

X

После речи полковника командование приняли командиры рот. Капитан Шваб был явно не в настроении. Видимо, тоже устал с дороги. А тут вместо отдыха проводи на плацу занятия по строевой подготовке. Дождавшись, пока полковник удалится в свою бревенчатую резиденцию, ротный тут же перепоручил ведение занятий своему подручному. А Фридрих рад стараться. Удары прикладами и коваными сапогами градом посыпались на марширующих арестантов.

– Сегодня точно не досчитаемся кого-то… – успел прошептать Марк. Вдруг огненная вспышка, сопровождаемая оглушительным взрывом, взметнулась вверх. Взорвалось возле сторожевой вышки, той, что возвышалась у ворот. Пламя тут же охватило деревянный каркас и будку, где находился караульный и пулемет «МГ» на станине. С раздирающим нервы криком охранник перевалился через перила полыхающей смотровой площадки и горящим мешком упал вниз. Звуки беспорядочной стрельбы нахлынули из-за периметра территории подразделения. Казалось, палят со всех сторон. Еще один взрыв, словно спички, поломал опоры соседней вышки, и она вместе с конвойными-автоматчиками опрокинулась на плац. В суматошную какофонию выстрелов добавились вопли раздавленных.

Арестанты и конвоиры из вооруженного взвода в панике метались по плацу. Охранники наугад с вышек палили в темноту из винтовок и автоматов. Отчетливо слышался глухой стук двух пулеметов «МГ», оставшихся в наличии. Отто не раз приходилось вести на своей зенитной установке ночные дуэли с русскими летчиками. По светящимся пунктирам он сразу сообразил, что неприятель нападает не со всех сторон. Действуют слаженно, четырьмя группами, с четырех сторон огороженного пространства подразделения.