Жена комиссара - Светлана Шахова

Оставив сына в растерянности, она, хоть и не планировала, зашагала в школу.

Классный руководитель встретился в коридоре.

– Елизавета Тихоновна? Вы ко мне? – удивлённо поднял брови.

– Да. Вот хотела узнать, исправился ли Коля после моего внушения. Нет ли больше замечаний?

– Что вы! Какие замечания! Ваш сын снова вернулся в состояние примерного ученика.

– Приятно слышать, Сергей Сергеич.

– А я, Елизавета Тихоновна, вот ещё о чём думаю: Николай ведь очень гордится отцом, хочет быть достойным. Сам не раз слышал, как он рассказывает сверстникам о Павле Семёновиче. Война вот-вот закончится, подполковник вернётся с фронта. Нельзя же допустить, чтобы его вызывали в школу не о подвигах рассказывать, а жаловаться на сыновьи проделки.

– С этим спорить не стану, – задумчиво проговорила Елизавета. – Только когда же она – война-то – наконец закончится? «Правда» ещё первого мая писала, что Красный флаг над рейхстагом водрузили. Сегодня уже восьмое, а бои всё идут.

– Точно не скажу, но все ждут со дня на день.

Это было не ново, а потому не успокоило. Попрощавшись с учителем, Елизавета вышла из школы, побрела по тротуару. Душа рвалась. Хотелось плакать и кричать, что нет больше сил ждать.

Спустя время, она заметила, что направляется в другую сторону от дома. Вдруг неведомая сила заставила остановиться. «Церковь! Даша говорила, что Преображенский храм открыли ещё в прошлом году. Вот куда меня ноги несут».

Елизавета безумно обрадовалась этой мысли. Она давно собиралась помолиться в храме, поставить свечи, но повседневная круговерть затягивала, уводила от главного. Наконец само Провидение показало путь.

«Уж и не помню, когда я последний раз в церкви была, – подумала, прибавляя шаг. – Ещё в Бресте. Полгода прошло, не меньше. Там все храмы открыты, никто не следит. А здесь, помню, изредка да украдкой бегала, чтоб знакомых не встретить. Теперь, видно, из-за войны послабление дали. Но всё равно надумаешься, особенно когда муж – офицер. И ему не скажешь. Павел до сих пор даже не знает, что я детей тайно крестила».

У храма Елизавета натянула платок пониже на глаза. Вошла, крестясь, не поднимая головы. Поставила свечи. Опустилась на колени перед иконостасом. Долго и горячо молилась, осеняя себя крестными знамениями.

Совершив молитвы, она почувствовала на душе лёгкость, а в теле такой приток новых сил, что не заметила обратного пути. Впорхнула домой счастливая, готовая снова и снова ждать.

– Мама! Мама пришла! – закричала Арина, выбежав в прихожую.

За ней из комнаты выскочили старшие.

– Мама, где вы были?

– Мы переживали! Вдруг что-то случилось!

– Всё хорошо, милые, – обняв разом всех троих, зашептала Елизавета. – Бог с нами.

После ужина она отпустила детей погулять, сама принялась за шитьё.

Клёкот машинки заглушил робкий стук в дверь.

– Елизавета Тихоновна, – раздалось за спиной.

Она вздрогнула, обернулась.

– Ой, Валентина, напугала!

– Да я стучусь, вижу, не слышите, дай, думаю, войду. Дело-то важное. Там товарищ Левитан объявил, что, мол, сегодня радио будет до четырёх утра работать. В порядке исключения, так сказать.

Елизавета вскочила с табуретки.

– Когда ты это слышала?!

– Да вот только что. Картошку варить ставила, а радио-то у нас завсегда включённое. Как услыхала такое, кастрюлю бросила и до вас пошла. Знать, что важное будут ночью объявлять.

– Господи, неужели день настал? Неужели, свершилось? – прошептала Елизавета, молитвенно сложа руки и закрыв глаза.

– Думаете, это… Победа?

– А что ж ещё-то, Валентина?! О-ох, как жалко, что Нина ушла к родственнице ночевать… Постучи к Даше, пусть выйдет. Надо договориться по очереди дежурить возле приёмника. А я пойду погромче сделаю, может, ещё что-нибудь объявят.

Собравшись, соседки распределили, кому и когда находиться на кухне, но так и остались толкаться втроём. В одиннадцать Елизавета с Валентиной поспешили укладывать детей, а по прошествии получаса все снова были в сборе.

В кухне периодически появлялся подвыпивший Степан. Курил у форточки, уходил и возвращался ещё более весёлым.

– Уже час ночи. Больше не могу, – простонала Дарья. – Смену отстояла, с ног валюсь. Девоньки, разбудите меня, когда объявлять станут. Могу Стёпку прислать на подмену. Только что-то он курить больше не идёт. Поди, тоже заснул, горе-то моё.

– А мой Иван сегодня с завода трезвёхонек явился, но, видно, так намаялся, что сил хватило только поесть да в кровать кувыркнуться… – проговорила Валентина, зевая. – Да ты ступай, не беспокойся – всех разбудим.

Вскоре голова её упала на сложенные на столе руки, раздалось тихое посапывание. Елизавета сидела напротив и даже не думала о сне. Терпеливо ждала, читая про себя молитвы.

– Внимание!.. – зазвучал из радиоприёмника торжественный голос Левитана.

Валентина, вздрогнув, вскинула голову. Поднялась. Покачиваясь спросонья, заспешила звать соседей.

Тело Елизаветы покрылось мурашками. Сбивчиво дыша, она подошла ближе к радио.

– Говорит Москва! – с расстановкой продолжил главный диктор страны.

Пауза, и снова:

– Внимание! Говорит Москва! 8 мая 1945 года в Берлине подписан Акт о безоговорочной капитуляции германских вооружённых сил. Война, которую вёл советский народ против фашистских захватчиков, победоносно завершена! Германия полностью разгромлена!..

Обращение прозвучало трижды. Счастье, гордость, восторг – всё смешалось внутри Елизаветы. Она не заметила, когда присоединились соседи. Только, как в забытьи, чувствовала их объятия. Сквозь слёзы видела зарёванные, но радостные лица.

В домах напротив вспыхивал свет. Елизавета распахнула окно. Глубоко вдохнула майскую прохладу, напоенную запахами обновлённой листвы.

Неповоротливый Степан слегка толкнул плечом. Высунулся в окно по пояс.

– М-м-м! Глядите, как народ на волю повалил! Все обнимаются, целуются! Э-эх, как завелись! Пойду туда! Айда за мной!

Отделившись от подоконника, он неуклюже шагнул.

– Куда, Стёпка? – попыталась остановить Дарья, но сын подвинул её грузным телом к стене и поплёлся в прихожую.

– Смотри, лиха не натвори в такой-то день, непутёвый ты мой! – проговорила мать, всхлипывая.

Елизавета понимала соседа и всем существом рвалась за ним, но не могла оставить спящих детей.

Пошла к себе. Легла. Уснуть так и не смогла. Ворочалась в постели остаток ночи. Еле дождалась подъёма. Тогда и объявила детям радостную весть:

– Наденька, Коля, Аринушка… Победа…

Хотела повторить, но голос перехватило. Оставалось только крепко прижать детей, бросившихся на шею, да с умилением наблюдать за счастливыми лицами.

Коля подхватил младшую сестру, закружил. Та весело завизжала. Все трое, взявшись за руки, запрыгали, крича вразнобой:

– Ура! Наши победили!

– Скоро папа приедет!

– Папа будет учить меня стрелять!

– А меня скакать на лошади!

– А меня поведёт в цирк!

Елизавета утёрла слёзы.

– Всё-всё, дети. Быстро завтракаем, и – на улицу! Весь народ там! Смотрите, что творится!

Она открыла створку окна. В комнату ворвалось многоголосое ликование. Заливисто играла гармонь,