Жена комиссара - Светлана Шахова

Голова Елизаветы отяжелела, лицо уткнулось в ладони. По телу рассы́палась дрожь. Палец ощутил на шее бешено пульсирующую вену. Казалось, кровь вот-вот фонтаном вырвется наружу вместе с накопившимся напряжением и обидой на злую шутку судьбы.

– Мамочка, почему вы плачете? Всё же хорошо – папа жив!

– Мы скоро поедем к нему!

– Не плачьте, мама!

Елизавета обняла детей.

«Всё! Хватит! – приказала себе. – Долг перед родиной – прежде всего! Много ждала, подожду и ещё».

ЧАСТЬ III

Глава 36

– Тум-ду-та-дам… Тум-ду-та-дам… – нашёптывали колёса, пересчитывая рельсы.

Соседей по вагону сморил дневной сон. Лишь откуда-то с дальней плацкарты доносились тихие голоса.

В долгой дороге Елизавета потеряла счёт дням и теперь безучастно взирала на проплывающие однообразные пейзажи: бликующие холодным солнечным отражением заснеженные холмы; островки прозрачных перелесков с сиротливо стоя́щими деревцами, которые, казалось, ёжились и дрожали от холода.

Мыслями целиком овладели воспоминания о недавно пережитом: как при виде улыбающегося Григория она онемела от счастья; как «взлетела в небеса», узнав, что предстоит отправиться к мужу в Порт-Артур.

А уже через два дня: переполненный, обкуренный вагон с билетами без мест; довольный ординарец, пробежавший по составу в поисках лучшего; он с Ариной на руках в переходах из вагона в вагон на полном ходу; долгие слёзы дочери от испуга; заклинившая дверь в одном из тамбуров…

За окном завьюжило. Так же внезапно вихрь снежного танца сменился затишьем. Белые хлопья стали мягко опускаться на берёзы и ели, будто стараясь получше укрыть их от мороза.

Елизавета невольно поёжилась. Подумалось: «Как же хорошо ехать в тепле, а не оказаться там – в промозглом лесу, вдали от родных мест».

Поезд, притормаживая, сбросил скорость. За окном поплыла платформа. Народ оживлённо потянулся к выходу.

– Чита. Здесь долго стоим, – сообщил Григорий, заталкивая руки в рукава шинели. – Сбе́гаю на вокзал, куплю чего-нибудь поесть.

Елизавета вскочила с места, принялась наскоро одеваться.

– Подожди, Гриша, я с тобой. Хоть воздуха глотну да ноги разомну – за всю жизнь столько не сидела.

– Лучше б вам, Елизавета Тихоновна, остаться. Здесь мороз ещё крепче. Поди, минус сорок.

– Так уж и сорок, – усмехнулась она.

– Ну, тридцать-то уж точно! Вон, гляньте в окно: бабоньки, что съестное к поезду несут, по глаза в шали закутаны. Да и картошка у них теперь, небось, не отварная, а мороженная.

Елизавета упрямо продолжала одеваться.

– Не зря же ты, голубчик, предупредил, что в Забайкалье зима, не то что у нас. Я предусмотрительно все тёплые вещи с собой взяла.

Поезд, шумно фыркая, остановился. Из открытых вагонных дверей потянуло холодом. В тамбуре Елизавету обдало ледяным дыханием улицы. Воздух, через окна кажущийся лёгким и прозрачным, оказался упругим настолько, что с трудом проникал в лёгкие.

Она прикрыла варежкой нос. Опершись на протянутую руку Григория, спрыгнула с подножки. Осмотрелась. Круго́м, приплясывая, кучковался народ, окутанный папиросным дымом и паром от дыхания на морозе.

Среди пассажиров, вываливших на перрон, сновали торговки домашней едой. Елизавета поморщилась от множества то ли монголов, то ли китайцев, которые посиневшими пальцами доставали из газетных кульков семечки, забрасывали в рот и с глухим прищёлкиванием плевали шелуху под ноги.

– Гриша!

Удаляющийся к вокзалу ординарец, оглянулся.

– Я, пожалуй, и правда вернусь, – прокричала Елизавета, жестикулируя для ясности.

Потом быстро поднялась по ступенькам, скользнула в тёплое убежище. Проходя по длинному коридору в середину вагона, услышала родные голоса – дети проснулись.

– Мама, можно мне тоже выйти? Ну хоть на минуточку, – запросился Коля.

– Ни в коем случае! Там околеть можно. Ноги к земле примерзают. Выгляни в окно – ни одного ребёнка на платформе.

Все трое уткнулись лицами в стекло. Елизавета осталась стоять за спинами и долго вглядывалась в толпу у вокзальных дверей в надежде увидеть Григория. Время шло, а тот всё не появлялся.

– Мама, почему Гриша не идёт? – боязливо спросила Арина.

– Наверное, в очереди стоит. В буфете, должно быть, не пробиться.

Объявили отправление. Отстранив от окна Надю, Елизавета заняла более удобное для наблюдения место и забегала взглядом по опустевшему перрону. Пытаясь расширить границы обзора, она склонялась то вправо, то влево, но ординарца не видела.

Под пронзительный свисток паровоза вокзал медленно поплыл в противоположную сторону. Елизавету накрыла паника. Кровь ударила в лицо. Спина похолодела от пота.

«Что же делать? Что делать? Бежать к проводнику, сказать, чтобы дёрнул стоп-кран!» – застучало в висках. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, она ухватилась за столик и медленно опустилась на сиденье.

Надя смотрела в растерянности. Арина заплакала в голос. Коля вскочил.

– Я сейчас! – крикнул, убегая.

Вскоре он вернулся в сопровождении проводника. Тот, озабоченно потирая лоб под сдвинутой на затылок фуражкой, собирался уже присесть на край полки, как вдруг, уставившись в другой конец вагона, остановился и проговорил с доброй ухмылкой:

– Гм, это не ваш ли отставший старший сержант сюда направляется?

– О-он! – радостно воскликнул Коля; помчался тому навстречу и скоро появился, таща его за рукав.

– А что это тут за переполох?! – громогласно пробасил Григорий.

– Да вот, вас семейство потеряло, – отозвался проводник. – Гражданочка едва чувств не лишилась. Больше так не рискуйте, товарищ боец, – добавил он назидательно; поправил фуражку и удалился.

– Гриша, да как же ты?.. Разве можно так пугать? – запричитала Елизавета, размазывая по лицу слёзы. – Куда бы я одна с детьми? И дороги бы не нашла, да и не пропустили бы нас через границу…

Ординарец, придерживающий оттопыренную на груди шинель, распахнул полу и вывалил на стол многочисленные свёртки.

– Зря вы, Елизавета Тихоновна, так беспокоились. Не впервой мне в последний вагон запрыгивать да на ходу по составу гулять. Зато смотрите, до какой вкусноты удалось в очереди достояться. Ребятня, налетай!

Дети жадно смотрели то на еду, то на мать, ожидая разрешения. Елизавета только бессильно кивнула.

Зашуршали бумажные обёртки. Под радостные возгласы на столе появились бутерброды, крутые яйца, котлеты, зажатые между кусочками чёрного хлеба.

Весёлый детский щебет сменился дружным чавканьем.

– Елизавета Тихоновна, ну простите, – Григорий виновато склонился, преданно заглянул в глаза. – Я всё осознал: больше на станциях в очередях стоять не буду. А пока, раз уж раздобыл еду, присоединяйтесь, не то не достанется. Ишь, как пострелята налегают, того гляди всё сметут, косточек не оставят.

– Балагур ты, Гриша, – с доброй улыбкой проговорила Елизавета и потянулась за бутербродом.

Глава 37

За окном показалась череда гружённых лесом платформ.

– Смотри-ите! Какие длинные соста-авы! – протянул Коля, прилипнув носом к стеклу.

– Пора собираться –