Любовь Советского Союза - Сергей Снежкин

Взрыв все-таки настиг группу. Туманов услышал позади себя крик и остановился. Один из красноармейцев стоял на коленях, обхватив руками затылок, и истошно, заливисто кричал.

– Что? – закричал подбежавший к нему Туманов. – Куда? В голову?

Красноармеец продолжал кричать, упал на землю. Туманов попытался разжать его руки… но это было невозможно. У парня начались судороги. Из-под сжатых намертво пальцев сочилась густая и темная венозная кровь.

– Берите его! – приказал Туманов остальным красноармейцам.

Бойцы сунулись к товарищу, не зная, за что взяться и как его поднять.

– Один – за ноги, другой – под мышки! – скомандовал Туманов.

Бойцы кое-как подняли дергающееся тело товарища и с трудом, поминутно спотыкаясь о комья земли, понесли его вслед за Тумановым.

Когда они вошли в лес, артиллерийская стрельба закончилась. Теперь стреляли винтовки и изредка им отвечали еще непривычные для слуха трескучие очереди немецких автоматов. Раненый давно перестал дергаться. Руки его болтались по земле, и теперь было видно, что вся затылочная часть головы была срезана снарядным осколком.

– Положите его, – приказал Туманов.

Бойцы положили товарища на землю. Туманов снял насквозь пропотевшую фуражку и протер манжетой гимнастерки ее внутренний обод. Красноармейцы как по команде сняли пилотки.

– Похоронить бы его надо, – сказал сидевший на чемодане Миша.

– Чем? – зло спросил Туманов. – У них даже лопаток саперных нет.

– Сказали, выдадут в части, – извинительно пояснил сержант.

– «Наган» убери, – посоветовал ему Миша.

Сержант огляделся вокруг и с сожалением запихнул револьвер в кобуру… но не закрыл ее.

– Надо его хоть ветвями закрыть, – сказал сержанту Туманов.

– Ветви соберите, – приказал красноармейцам сержант.

– Только быстрее, – подогнал ребят Туманов, – нам идти надо.

– Быстрее собирайте, – продублировал команду сержант.

Бойцы торопливо ломали нижние ветви елей. Миша стоял над погибшим и никак не мог решиться сфотографировать его. Оглянулся на Туманова, сидевшего на полусгнившем пне, решился и нажал кнопку затвора.

От щелчка Туманов вскинул голову, увидел, как Миша прячет камеру в футляр, виновато поглядывая на него, тяжело вздохнул и отвернулся от фотографа.

– Готово, товарищ майор, – доложил сержант.

Ребята натаскали поверх тела товарища целую гору ельника.

– Документы взяли? – спросил Туманов.

– Так точно, – сержант протянул ему новенькую красноармейскую книжку.

Туманов открыл ее, прочел имя и фамилию погибшего парня, год рождения и положил книжку себе в планшет.

Полк лихорадочно окапывался. Раздетые по пояс солдаты рыли уже вторую линию окопов. За окопами на невысоком холме, возвышавшемся посреди беспощадно изъезженного и истоптанного пшеничного поля, артиллеристы сооружали брустверы[67] вокруг своих орудий. А перед окопами слабо догорали та самая немецкая танкетка, разорившая своим выстрелом крестьянский балаган, и два огромных немецких грузовика.

Солдаты на орудийных лошадях тащили из леса поваленные деревья для сооружения блиндажа.

Командиром полка был здоровенный мужик с руками такой длины, что казалось, в свободном состоянии они свисали гораздо ниже колен.

– И что мне прикажете делать? – недоумевал он.

– У нас предписание – быть при штабе третьей армии Западного фронта для работы в редакции газеты «Боевое знамя», товарищ полковник, – доложил Туманов.

– Да, я прочел… – полковник вернул Туманову предписание. – Не знаю я, товарищ корреспондент, где сейчас штаб третьей армии. Связи у меня нет. Вот послал офицера на мотоцикле как раз для установления связи. А вот когда он эту связь установит, одному Богу известно. А это кто с вами? – полковник повернулся к сержанту и четверым замученным красноармейцам.

Сержант взял под козырек, но доложить не успел.

– Это по дороге прибились. Тоже свою часть не нашли, – пояснил Туманов. – Было пять красноармейцев, но один час назад погиб под артобстрелом, когда мы к вам бежали. – Туманов достал красноармейскую книжку и протянул ее полковнику.

– Прибились, – буркнул полковник, – как это они все так прибиваются да рассеиваются? Почему я не рассеялся и не прибился? Почему мой полк не рассеялся? А наоборот, бьет врага? Вон… пожалуйста! Полюбуйтесь! – полковник ткнул пальцем в сторону разбитой немецкой техники. – Чего встали? – вдруг обернулся он к сержанту. – Быстро к остальным, окопы копать! Кузин! – повернулся он к небритому капитану, дожидавшемуся начальника среди многочисленной свиты. – Определи вновь прибывших к Лазаруку в роту, – приказал полковник.

– Есть, – коротко ответил капитан и пошел к окопу на кривых, выдававших в нем кавалериста ногах.

– Пошли, сержант, – бросил он на ходу.

– Это себе возьмите, – заметил полковник красноармейскую книжку, которую Туманов до сих пор держал в руках, – мне это без надобности. Когда в штабе армии окажетесь, там писарям отдадите.

– Вот! – подхватил последние слова полковника Туманов. – Товарищ полковник, нам необходимо как можно скорее оказаться в штабе армии. В Москве ждут наших корреспонденций с фронта.

– И снимков, – подтвердил Миша. – Распорядитесь насчет машины.

– Машину вам? – переспросил, багровея, полковник.

– Да. До штаба фронта, – ничего не подозревая, подтвердил Миша.

– А лопату в руки не хочешь? – узкий и высокий лоб полковника покрылся неожиданно образовавшимися длинными и глубокими морщинами.

– Я не понимаю, почему вы вдруг стали разговаривать с нами в таком тоне? – начал бледнеть от негодования Туманов.

– Сейчас поймете! – пообещал полковник. – Шарафутдинов!

От свиты полковника отделился и подошел еще один капитан – пожилой смуглый татарин со спокойным взглядом черных беспощадных глаз.

– Этих… – полковник замолчал, подыскивая нужное слово для определения своего отношения к корреспондентам, – гавриков… определи окопы копать. Если откажутся или плохо копать будут, расстрелять как дезертиров. Выполнять!

– Что вы себе позволяете? – возвысил голос Туманов. – Отмените немедленно ваше распоряжение как незаконное! У вас будут неприятности! Я лауреат Сталинской премии и майор Красной армии!

Полковник обрадовался.

– Лауреат? – переспросил он. – Это хорошо! Кирку[68] лауреату! Этому – лопату, а лауреату – кирку! Выполнять! – повторил он.

– Я настойчиво требую!.. – закричал Туманов.

Но Шарафутдинов ударил его легонько рукояткой выуженного из кобуры «ТТ» по затылку и посоветовал:

– Не нарывайся! А то и правда в башка выстрелю.

Туманов, морщась от боли, схватился за затылок и, подталкиваемый капитаном-татарином, пошел к окопам. Рядом тащился с неподъемным чемоданом Миша.

– Эй, лауреат! – вдруг позвал полковник.

Туманов остановился.

– Запомни, если выживешь! Неприятности сейчас только у Родины! Большие неприятности! Война! Копай хорошо, чтоб неприятностей у тебя не было!

Туманов и Миша трудились над созданием стрелковой ячейки рядом со старыми знакомыми – сержантом и его красноармейцами. За всеми ними наблюдал хмурый боец с винтовкой наперевес.

– Я спрашиваю у комроты…[69] – рассказывал Туманову сержант, вонзая штык в чернозем, – когда оружие выдадут? А он мне говорит: «Оружие заслужить надо. Пока твое оружие – лопата!», а я ведь младший начальствующий состав! Разве так воевать можно? – с тоской спросил он у Туманова.

Туманов, стиснув в зубах пустую трубку, долбил киркой большой камень, который никак не хотел вытаскиваться из земли. Был он, как и все, без гимнастерки. Мокрый от пота и грязный от пыли, столбом стоявшей над раскопом.

Наконец булыжник подался. Туманов с трудом поднял его и водрузил на земляной бруствер над окопом.

– Молодой человек, – обратился он к конвоиру, – у вас табака не найдется? Очень хочется курить.

– И пить, – бросил лопату Миша, – да и есть тоже. Со вчерашнего дня не жрали.

Конвоир помялся, но узелок с табаком из шаровар достал и бросил Туманову.

– Спасибо. – Туманов набил трубку крупно нарезанной махоркой, разжег и с наслаждением затянулся.

– А поесть? – не терял надежды Миша.

Конвоир помолчал, засовывая возвращенный узелок в карман.

– Конечно, полковник этот… кстати, фамилию его надо будет узнать. Хоть и самодур, но посмотри, какое строительство развернул! – Туманов показал черенком трубки на две линии окопов полного профиля с выступающими ячейками для пулеметных гнезд, с ходами сообщения и наскоро сооруженными укрытиями для личного состава. – Натуральный укрепрайон. Первый раз такое вижу за четыре дня, что мы на фронте, – с видимым удовольствием сказал Туманов.

– Подлец он, твой полковник… – мрачно сказал Миша, – и фашист! Как это можно командиров Красной армии под угрозой расстрела заставлять окопы рыть и при этом не кормить!

Видимо, молитвы фотографа дошли до ушей кого надо, потому что по окопу к ним подошел боец с двумя котелками и спросил конвойного:

– Кто тут арестованные?

Конвойный штыком указал на Туманова и Мишу:

– Эти.