Король - Бен Кейн

– А Фиц-Алдельм?

Я поразмыслил насчет того, как поведет себя граф Роберт, столь дружески расположенный к моему врагу. И о том, что король, хотя и узнает о случившемся не скоро, может отнестись к этому еще резче. Но затея стоит риска, решил я.

– Дай мне час, и он у меня запоет, как певчая пташка, – пообещал я. – Его признание убедит графа. А потом мы казним его как обычного преступника.

Рис нахмурился и покачал головой, но перечить не стал.

Мысль о короле не давала мне покоя, но я сказал себе, что, когда до этого дойдет, кости Фиц-Алдельма уже истлеют в гробу. Не в силах ничего изменить, Ричард примет к сведению мой отчет о случившемся.

Радуясь возможности раз и навсегда избавиться от угрозы со стороны извечного врага, я лег в хорошем настроении. Так и не сомкнув глаз, я встал с мстительной улыбкой на лице. Надел простую тунику и шоссы, чтобы не выделяться среди горожан. Кольчугу оставил из опасения, что она звякнет и выдаст меня. Меч предстояло укрыть под плащом.

Рис позавтракал остатками хлеба с медом, но у меня была только одна потребность – поймать Фиц-Алдельма. Я нетерпеливо расхаживал по комнате, пока Рис не буркнул «Я готов», затем отправил в рот последний кусок.

Несмотря на раннее время – до часа первого было еще долго, – Жан уже ждал нас во дворе, свежий, но с пучками соломы в волосах, говорившими о том, где он ночевал.

– Что у нас сегодня, сэр? – осведомился он, на лице его отражалось живое любопытство.

– Месса, – ответил я.

Мальчишка сник, совсем не ожидая такого.

– Месса?

Я не отчитал его за пропуск титула «сэр». Вот он, первый шаг на скользкой дорожке, по которой однажды уже довелось пройти, подумал я, глядя на Риса. Но мне было все равно.

– Да, месса. Это пользительно для души. – Я толкнул парня локтем. – Ты ведь знаешь, да?

– Угу, – промычал Жан и добавил себе под нос еще словечко.

Я хмыкнул. Он крутанулся на пятках.

– В какую церковь идем, сэр?

– В ту, что поблизости от жилища Фиц-Алдельма.

Лукавая улыбка расплылась у него на лице.

– Значит, мы не только обедню слушать идем!

– Нет, – ответил я мягко, хотя возбуждение во мне росло. – Не только.

Мы с Рисом оставили Жана у дома Фиц-Алдельма. Приятель мальца уже стоял на посту – сопливый оборванец с бельмом на глазу. Одному из них полагалось известить нас, что мой враг вышел, другой должен был неприметно следовать за ним по пятам.

Храм, до которого было рукой подать, оказался маленьким. Пришлось немедленно принимать решение. Если будем болтаться у входа и Фиц-Алдельм заметит нас или увидит, как мы входим после него, он сразу заподозрит недоброе. Лучше зайти заранее и занять места сзади.

Внутри было холодно, как во всех церквях, а устилавшую пол солому давно стоило поменять. В отличие от многих горожан, у нас с Рисом не было стульев или подушек. Плевать на грязные колени, если мы схватим Фиц-Алдельма, решил я. Но глаза все-таки выискивали местечко почище, и я стал пробираться между верующими в правый задний угол храма. Пять-шесть человек и дверь – вполне достаточная преграда, решил я. Едва ли Фиц-Алдельм обнаружит нас. По словам Жана, он предпочитал стоять впереди, поближе к священнику, чтобы поговорить с ним после службы.

С опущенными головами, одетые, как все, мы не привлекали к себе особого внимания. Рис, никогда не питавший склонности к молитвам, чистил ногти и перетаптывался с ноги на ногу, как скучающий ребенок. Вместо того чтобы неотрывно наблюдать за входом в ожидании Фиц-Алдельма, я позволил себе оглядеться.

Время тянулось, воображение мое вышло из берегов. Совсем скоро, после долгих-долгих лет, враг окажется в моей власти. Странно, но я не испытывал бурного восторга. Я ненавидел его, да, и желал ему смерти, но ненависть моя утратила прежний накал. Не знаю, что тут подействовало: убийство Генри, множество виденных мной в Утремере смертей или же воришка, зарезанный в Удине. Вероятно, все вместе. Фиц-Алдельма не будут пытать, решил я. Он без долгих затей отправится на свидание с палачом.

Погрузившись в раздумья, я не заметил, как он вошел. Об этом сообщил Жан, который появился рядом и потянул меня за рукав.

– Он здесь, сэр. Видите? – прошептал он, указывая взглядом.

Я везде узнал бы эту квадратную башку даже со спины. Фиц-Алдельм целеустремленно прокладывал себе дорогу в первые ряды молящихся. Жан подтвердил, что он пришел один, и это было хорошо. Нам с Рисом не составит труда скрутить его, а потом связать, как куль с отрубями, при помощи веревки, которую валлиец обмотал вокруг пояса. Перепуганный священник по моему приказу будет стоять на месте.

В таверне на соседней улочке я снял заднюю комнату; в нее можно было попасть с переулка. Щедро задобренный кабатчик позаботится, чтобы нас никто не побеспокоил. Кожаный кляп помешает посетителям слышать крики Фиц-Алдельма и рыдания священника.

Жан нетерпеливо подпрыгивал.

– Подойти ближе и проследить за ним, сэр?

– Где твой друг?

– У двери. Если наш враг ускользнет от вас, он пойдет за ним.

Довольный такой предусмотрительностью, я кивнул:

– Тогда вперед. Только не попадайся ему на глаза.

Жан одарил меня обиженным взглядом и скользнул между громко бубнившим молитвы толстяком и беззубой старухой, примостившейся на шатком стульчике.

– Я был таким же дерзким? – спросил Рис.

Я весело фыркнул и удостоился полного укоризны взгляда от тощего мужчины, почти лишенного волос.

– Уже и не помню, – прошептал я, не обратив внимания на лысого.

– Катарина все сильнее привязывается к нему.

Тут я понял, к чему он клонит.

– Нет! – отрезал я. – Он не поедет с нами, когда придет время покидать Руан.

– Как скажете.

Голос Риса звучал беззаботно, почти уверенно.

Я проглотил возражения – было не время, – но ясно представил битву за будущее Жана, которую мне предстояло вести: один против двоих. Да, я был господином Риса и нанимателем Катарины, а также рыцарем, в отличие от них, простолюдинов. Но это ничем не помогло бы мне.

Ударил колокол, и я выбросил Жана из головы. По рядам пробежала волна воодушевления. Старуха, закряхтев, встала. Появился священник с сальным лицом, примерно одного со мной возраста. За спиной у него маячили двое служек. Далее вышел небольшой хор в составе шести монахов, знававших лучшие годы. Скверные певцы, они напрочь убили григорианский напев. Все усугублял переносной орган, доставленный последним из появившихся мужчин. Громоздкое приспособление