Предсказанная смерть. Шпионки на службе Екатерины Медичи - Мюриель Романа

Он был лишь немногим старше ее. Ей исполнилось двадцать девять, а ему – тридцать пять. Обычно, из-за пышных придворных одежд, он казался лет на десять старше. Но теперь его полунагое тело открылось во всей своей крепости. Неровный свет свечей очерчивал мускулы бедер и живота. Луиза же осталась в прежнем туалете, лишь расслабив корсет, так что показались соски.

Она сосредоточилась на том, чтобы держать нужный ритм. Вперед, назад. Попугай, не спуская с нее глаз, качал головой в такт.

– Я назвал его Папагалло.

«Papagallo, то есть буквально “французский папа”: кардинал уже видит себя на папском престоле!»

Вихрастый красный попугай глядел на Луизу круглым глазом. Он открыл узкий клюв и каркнул:

– Puta, puta[12]!

– Не правда ли, он прелесть как нелеп? – восхитился кардинал.

Да он еще ее обзывает! Луиза представила, как хватает птицу за шею, собственноручно ощипывает и потом выпускает, чтобы он попрыгал, пища, прежде чем она нанижет его на вертел и поджарит.

«Интересно, мясо попугая ближе к утке или курице?»

Ей вдруг привиделось, как тот, орудуя клювом, выщипывает волоски из бороды хозяина. Зубы сами сомкнулись в лукавой улыбке.

– Ай!

– Простите, Ваше Высокопреосвященство.

Чуть остыв, он продолжил:

– Столько лет войны, и все ради чего! Но хуже всего, что король этим гордился! Хвастался, что принес в королевство мир. Однако какой ценой?! Он отдал испанцам итальянские земли, которые столько крови стоили его блистательному отцу, королю нашему Франциску Первому – упокой Господь его душу.

Он слишком много болтал. Она не собиралась проводить здесь всю ночь. До сих пор она так и не получила главных сведений, за которыми пришла. А от них зависела безопасность королевства. Она забыла про попугая и вернулась к своим трудам. Пока она вынуждала его мужской корень напрячься сильнее, сам кардинал расслаблялся. Раскрасневшись от впечатлений, он взглянул на картину с Марией Магдалиной. Она заподозрила, что он сравнивает плотский экстаз с духовным.

Луиза встала, взяла кардинала за руку и повела на кровать. Она легла и притянула его к себе. Он без обиняков поцеловал ее в шею.

– Ах, Ваше Высокопреосвященство, Бог не даром направил стопы мои к вам.

– Да, я ваш спаситель, дитя мое.

– Если только, уходя от вас, я не встречу графа Монтгомери.

– Вы уже думаете о том, как уйдете?

– Просто я боюсь капитана стражи, – упорствовала она.

Кардинал усыпал ее грудь частыми поцелуями, словно перебирал четки.

– Капитаном ему оставаться недолго, и не тревожьтесь: он уже, должно быть, далеко.

Луиза с удивлением отметила, что ей нравятся ласки, на которые он не скупился.

– Вы думаете? – проговорила она слабым голосом.

– Можете мне верить. Я убежден, что он уже покинул Францию.

Взбрыкнув, она вырвалась из объятий кардинала.

– Куда он направится? Вы ведь все-таки его исповедник. Вам, Ваше Высокопреосвященство, кающийся может сказать все. А уж Монтгомери наверняка бил себя в грудь, раскаиваясь, что ранил короля.

У кардинала вырвался смешок.

– Он не удосужился исповедаться, прежде чем сбежать от моего брата.

Луиза сжала руку Шарля де Гиза.

– Но у меня сердце сжимается от одной мысли, что мне может повстречаться граф.

– Повторяю вам, дорогая, бояться нечего. Он не вернется во Францию по собственной воле. Для этого его нужно еще разыскать, а мой брат не станет посылать своих воинов в погоню.

Луиза привстала на локте.

– Вы уверены, Ваше Высокопреосвященство?

Он нежно повалил ее и лег сверху, возобновив поцелуи и ласки.

– Разумеется. У герцога сейчас полно других забот. Нам нужно готовиться к передаче короны. Наследник еще совершенно не готов стать королем, и ему потребуются опытные советники вроде нас.

– Так вы полагаете, Монтгомери уехал навсегда, Ваше Высокопреосвященство?

– Да, не тревожьтесь. Позвольте, дорогая, исследовать ваши холмы и долы, и вы забудете про Монтгомери.

Луиза с удивлением поняла, что вполне готова отдаться в нежные руки кардинала. Но про Монтгомери она вовсе не забыла: чтобы узнать, куда он исчез, рассчитывать оставалось лишь на Мадлен.

Шарль де Гиз

«Господь Всемогущий, зачем создавать подобное творение, если не ради наслаждения…»

Кардинал спешно перекрестился.

«Прости меня, Господи».

Он преклонил колени на молитвенной скамье, подняв взор на Христа с закрытыми веками. Несмотря на свой кардинальский пост, он, в конце концов, был мужчиной. Бог создал женщину не ради наслаждения, а с единственной целью: испытывать мужчин искушением.

«Прошу, Создатель, дай мне еще один шанс не уступить ему. И в следующий раз я справлюсь».

Он уже давал такое обещание, и еще раз, до того, – и так с тех самых пор, когда обнаружил, в какое состояние приводит его тело женщины. Конечно, эти создания и были главными виновницами, пользовавшимися его слабостью и своей дьявольской силой, чтобы совратить его. Он вспомнил Луизу у его ног, как она поднимает на него лицо Мадонны. Он зажмурился. Чем сильнее он старался отогнать видение, тем настойчивее оно привязывалось. И он уже чувствовал под сутаной его последствия.

Большая часть духовенства предавалась тем же занятиям. Да и как иначе, если карьеру они начинали еще с младых ногтей? Как и многим из них, ему, младшему брату, не пришлось выбирать свою судьбу. Старшему, Франсуа де Гизу, – военный пост, ему – сутана. Незыблемый порядок. Фамилия де Гизов способствовала тому, что он стал кардиналом в раннем возрасте, возможно в слишком раннем. Ему случалось думать, что он не достоин такого сана, но гордость за струившуюся по его жилам благородную кровь придавала ему нужную надменность. Род де Гизов восходил к Карлу Великому.

Он стремился производить впечатление человека мудрого и умеренного, в противоположность спеси и непреклонности брата. На самом же деле они умышленно разделили роли, чтобы каждый придворный смог выбрать себе покровителя по собственной мерке. Его внешне уравновешенные манеры привлекали нерешительных, вернувшихся с кривой дорожки, младших в семье подобно ему – словом, тех, кто готов разменять свои сведения на какие-нибудь милости. Так у него появилась своя тайная армия осведомителей.

Он крепче сжал ладони, мечтая поскорее состариться, чтобы не испытывать больше этих мук плоти. Он годами гордился тем, что не уступает им, и презирал своих собратьев, которые предавались соблазнам. До того дня, когда на исповедь к нему пришла юная вдова. Воспоминание о той встрече впечаталось ему в память навечно. Он так и видел, как дрожит ее грудь, когда она с чувством описывает греховные желания, что