Черный гардемарин, судьба и время - Алла Валерьевна Репина

Потом Круглов обращается к нам с Петькой:

«Ну, а вы как? Вы ведь и бумаги составить сумеете хорошо! Оставайтесь у нас, я вам место устрою!».

«Нет, – говорим, – Иван Сергеевич, спасибо, мы к себе в Балтику поедем, там лучше можно будет среди своих устроиться. У нас там на одной минной дивизии друзей тьма!».

«Подумайте. А если в Балтике не сложится – подгребайте назад в Тверь!» – и ведь расставались со «шкипером Ваней» друзьями.

И вот 1 ноября мы вечером, распрощавшись со всеми, крепко трижды поцеловавшись со всеми, в том числе со стариком Захаром, трогательно поднесшим нам целый пирог с морковкой, покинули с Петькой Рукшой «Тверь», на которой столько пришлось пережить – и поехали на вокзал, а в 12 часов поезд потащил нас от Твери в Петроград.

Чудесно я чувствовал себя в теплом бушлате и в вольной зимней шапке, возвращаясь домой после более чем четырехмесячного отсутствия.

Часть VII

Петроград

Наша бывшая столица

В Петроград мы с Петром Рукшой прибыли утром. Трамваи не ходили. Мы наняли извозчиков. Рукша отправился к себе на 1-ю линию Васильевского острова; я домой к отцу, в нашу квартиру на Петергофском проспекте, у Калинкина моста. Пока ехал по Невскому, видел, что Тверь и та выигрывала теперь перед бывшей столицей. Все носило следы разрухи: забитые фанерой окна магазинов, грязные тротуары; малочисленная публика на прежде оживленном проспекте; отсутствие мало-мальски приличных костюмов; дикий надменный монумент Лассаля у городской думы – все это было как-то незнакомо, ново.

Приехал к отцу – радостная встреча, расспросы. Сказал ему, что останусь с расчетом провести только эти десять дней до поездки в Ярославль в штаб Северного фронта, чтобы там сдать отчетность по ликвидации флотилии. А далее искать место в минной дивизии на Балтике, как я и предполагал еще при отъезде из Твери.

Не стану описывать бурной брани отца по адресу советской власти и как жилось ему в Петрограде. Как он питался кониной и парил воблу, почитая это за привилегию: усиленный паек получал на Адмиралтейском заводе, где его перевели из охраны на должность архивариуса.

Тяготы нынешней питерской жизни и без моих пересказов известны. Потому не стану о них распространяться. А лишь не обойду молчанием праздников годовщины октябрьской революции, которые как раз к этому времени подошли.

Годовщина Октября

По газетам было известно, что ожидается нечто грандиозное. Отпущены были большие суммы денег на устройство украшений города и организацию шествий; ожидались выдача небезызвестных и знаменитых «саек»; ждали даже противобольшевицких выступлений.

За неделю начались приготовления. Везде воздвигались арки, плакаты, строились трибуны. Специально выписанные рабочие были заняты этими работами. Ставились даже новые памятники «борцам за волю народную» – в общем, Совнарком хотел поразить народ величием пролетарского праздника.

И вот, наконец, наступил долгожданный день 7 ноября по новому стилю или 25 октября по старому, день, в который год тому назад большевики сбросили власть Керенского и принялись приводить в коммунистический порядок матушку-Русь.

С самого утра раздалось заунывное пение Интернационала и Марсельезы и жиденькие толпы манифестантов потекли с красными флагами по улицам. С ночи и весь день продолжал накрапывать мелкий дождь, так что все шествия были очень плачевного вида, шлепавшие под зонтиками по грязи. Участие в организованных манифестациях было обязательным и по лицам шествующих это было видно.

Все это мне пришлось наблюдать из окна и весь день я не выходил из дому, ибо для этого требовалось разрешение комитета домовой охраны. И лишь вечером меня уговорили пройти посмотреть иллюминацию: объявились барышни Фиалковские (радостная встреча!). Обе, Люля и Мура; одетые под пролетариаток, сиречь без шляп, а в платочках. Отправились сперва на Неву, чтоб взглянуть на красу и гордость Русской революции. И не могу не сознаться, что там картинка, открывшаяся перед глазами, меня просто очаровала. Все сбитые в кучу корабли Балтийского флота были иллюминованы целыми линиями электрических лампочек, очерчивающими их контуры гирляндами света, падающими с мачт, ползующими по небу бесчисленными щупальцами прожекторов и непрерывными зигзагами и брызгами ракет. Оба берега Невы с длинными убегающими вдаль линиями разноцветных фонариков кишели народом – слышались револьверные выстрелы, свистки-песни. Красный флот справлял годовщину своей победы.

Мы побродили по набережной и свернули на Невский. Почти все дома были освещены разноцветными фонариками и электрическими звездами. В воздухе реяли флаги, перетянутые поперек проспекта. Мы направились к Казанскому собору. Но едва мы подошли, как остановились просто пораженные. Вся колоннада собора была залита красным светом. Посредине садика возвышался освещенный зеленым сиянием жертвенник с нарисованным крестьянином и ряды гранитных урн. Картина была эффектная. В это же самое время откуда-то вдруг по Невскому появились ряды пожарных в полной парадной форме с факелами в руках; пожарные шли под оркестр музыки. Огонь играл на медных касках их и, шипя, змеился кверху. Процессия поравнялась с собором. И вдруг навстречу ей с адским звоном со стороны Амиралтейства появился бешено мчащийся иллюминованный вагон трамвая – на нем ярко горели слова «Мы наш, мы новый мир построим!!!». Зрелище было поразительное.

Я вернулся домой задумчивым. На меня этот эффект произвел известное впечатление. Особенно слова на трамвае – не могу скрыть, что эти слова по своему смыслу, по своей смелости мне нравятся и сейчас.

Лозунги победителей

Назавтра отправился уже днем посмотреть все украшения. Вышел на Дворцовую площадь. Первое, что бросилось в глаза – это трибуна у Александровской колонны. Весь низ памятника был заделан досками в виде помоста, на который вели широкие ступени. По углам помоста были устроены площадки для ораторов и под ними нарисованы лозунги и гербы Советской Республики. Все было затянуто красной материей; над помостом вились зеленые и красные флаги. Я заинтересовался надписями на углах. Одна обычная, «Пролетарии всех стран соединяйтесь»; другая – «За горло буржуазию и колено ей в грудь»; третья «Кто не работает – тот не ест», а четвертая «Война дворцам и мир хижинам».

Фонари на площади тоже были разукрашены флагами – все красными, а деревья у части Александровского сада, выходящие на площадь, заделаны были в громадный ящик, обтянутый зеленой материей, с надписью из жести «Пролетарии всех стран, соединяйтесь».

Как я после прочитал в газетах, зеленый цвет должен был обозначать молодость, жизнерадостность советской державы. Налюбовавшись этими украшениями, я отправился на