Фау-2 - Роберт Харрис

Она отнесла грязную посуду и соскребла остатки в общий бак. Когда вернулась, Барбара уже стояла, болтая с Сэнди и Биллом.

— Мы тут собираемся выпить вечером, в шесть. Ты как?

— Отлично, — Кэй натянуто улыбнулась. И ты, конечно, уйдёшь с Сэнди, подумала она, а я останусь с Биллом.

Вчетвером они снова перешли улицу, к зданию банка, предъявили удостоверения. Всё превращалось в рутину. Мужчины направились к радиолокационным фургонам с весёлым «Удачи, девушки!», а женщины спустились в хранилище. В воздухе стоял тяжёлый запах табачного дыма и слишком многих тел в слишком тесном помещении без вентиляции. Девушки-сержанты ВВС скучали за столами. Джоан и Джойс были бледны, с покрасневшими глазами — привычный вид ночной смены. Кэй знала эти признаки. То же самое было и в Медменхэме.

— Что-нибудь случилось? — Она сняла пальто.

— Нет, — буркнула Джоан. — Ни звука всю ночь. — Обычно жизнерадостная, она теперь выглядела угрюмой и подавленной. — Наверное, берегут всё для вас.

Летный офицер Ситуэлл спустилась по лестнице следом, источая резкий запах карболового мыла. За ней шла утренняя смена сержантов WAAF. Широким шагом она прошла к передней части зала и с грохотом швырнула на стол увесистую папку. Затем вытерла классную доску до блеска.

— Итак, дамы: новый день, новый старт.

Кэй заняла своё место, аккуратно заточила карандаш, сдула стружку и с решимостью попыталась выкинуть Арно из головы.

17

Группенфюрер Каммлер в этот момент как раз прибывал в Схевенинген.

Он выехал из Хеллендорна в четыре утра, преодолев все сто восемьдесят километров в темноте, чтобы не попасть под дневное патрулирование союзной авиации. Он никогда не оставался на месте. Казалось, он почти не ел и не спал. «Пылевая туча» — так его прозвали в штабе. В последние месяцы он проводил полжизни в дороге, сидя на переднем сиденье своего бронированного «Мерседеса», в ногах — персональный пулемёт, вечно в движении между пятью ракетными полками — четырьмя вермахта и одним СС, которыми он командовал. Он настоял, чтобы это объединение называлось «дивизией zV». По его словам, звучит мощно — zV. Zur Vergeltung. За возмездие.

Каммлер-строитель — человек, отвечающий за месть!

Граф наблюдал, как его огромный автомобиль на скорости свернул за угол и с визгом шин остановился у отеля «Шмитт». Каммлер распахнул дверь и выскочил на тротуар без головного убора, за ним — двое офицеров штаба с заднего сиденья. Хлоп! Хлоп! Хлоп! — двери громко захлопнулись, звук отозвался эхом в утренней тишине. Каммлер остановился, надел фуражку, долго и тщательно её поправлял — в каждом его движении, как отметил Граф, была доля нарциссизма, — затем резво поднялся по ступеням и вошёл в здание штаба. Фон Брауна видно не было.

Граф поднял воротник и продолжил путь.

Над обветшавшими пансионами с облупившимися балконами и покрытыми соляными разводами верандами бледно занимался рассвет. И по мере того как ночь отступала, она обнажала шрамы минувшей ночи. Где-то были вышиблены двери. Ветром хлопали разбитые окна. Осколки стекла хрустели под ногами. Солдаты ракетных батальонов молча выполняли свои обязанности, глядя в землю. Граф дождался, пока проедет грузовик, и перешёл улицу к депо.

Внутри три неисправные ракеты Фау-2 готовили к отправке обратным поездом в Нордхаузен. Починить их на месте не удалось: на каждую составлялся акт с описанием неисправности для инженеров в Германии. Граф, словно автомат, переходил от одного отсека к другому, изучал отчёты, перекидывался парой слов с техниками, ставил подписи. Было облегчением сосредоточиться на знакомых, сухих деталях — давление в топливном насосе, электрическое сопротивление. Ум был онемевшим. Он ещё не закончил, когда в ворота депо вошёл один из офицеров Хубера.

— Доктор Граф, вас срочно вызывают в штаб.

— Я занят.

— Группенфюрер Каммлер хочет с вами поговорить.

— С какой стати?

Офицер напрягся от его тона:

— Уверен, он сам вам объяснит. Это приказ. Пройдёмте.

Граф последовал за лейтенантом обратно, через улицу к отелю «Шмитт». У него было дурное предчувствие — как почти всегда в делах, касающихся Каммлера. Уже больше года он наблюдал, как тот постепенно прибирает к рукам управление ракетной программой — наблюдал с обречённым и отстранённым ужасом, как человек, укушенный ядовитым пауком, смотрит, как паралич медленно охватывает его тело. Каммлер построил не только завод в Нордхаузене — ему также поручили возведение нового полигона для испытаний Фау-2 на территории СС в Польше. Очередной «подарок» от Гиммлера после бомбардировки Пенемюнде — отказаться было невозможно.

— Где именно в Польше? — спросил Граф фон Брауна, когда тот впервые упомянул об этом.

— Примерно в двухстах пятидесяти километрах к югу от Варшавы.

— Что? В глубине страны? — С самого 1934 года, со времён «Макса и Моритца», ракеты всегда запускались в сторону моря, чтобы падать без вреда в Балтику.

— Да, я указал на опасность для гражданских, но, видимо, иначе нельзя, — фон Браун поднял руку, предвосхищая протест. — Надо расположить полигон вне зоны действия RAF.

Спустя пару месяцев Граф начал ездить на испытания в Польшу, прилетая туда из Пенемюнде на пару дней. Инженеры жили в вагонах на запасном пути возле деревни Близна. Весь полигон, названный Хайделагер, охранялся СС. Трудно было не почувствовать себя узником. Генерал Дорнбергер формально оставался командующим, но вскоре Каммлер начал лично приезжать на запуски. Сначала просто наблюдал, «по поручению рейхсфюрера СС». Но к зиме начал активно вмешиваться в технические совещания, иногда появляясь без предупреждения, в отсутствие Дорнбергера.

Это было очередное время неудач. Ракеты одна за другой либо уходили горизонтально, либо взрывались в воздухе. Каммлер становился всё более язвительным. Он даже осмелился бросить вызов фон Брауну:

— Вы витаете в облаках, профессор! Этим проектом нужно руководить жёстко!

Однажды, проходя мимо его кабинета, Граф услышал, как Каммлер говорил по телефону с Гиммлером — достаточно громко, чтобы все слышали:

— Да, рейхсфюрер — ещё один провал! … Согласен … Полностью согласен … Абсолютная безответственность. Теперь, когда мы присмотрелись к ним повнимательнее, я начинаю думать, что всех этих свиней нужно арестовать за измену!

Было ясно, что яд медленно подбирается от конечностей к сердцу. И всё же, когда он достиг сердца спустя четыре месяца, грубость развязки застала его врасплох. Из-за бомбёжек его эвакуировали из квартиры на территории Опытного завода, и теперь он жил вместе с другими старшими инженерами в отеле «Инзельхоф» в Цинновице, окна которого выходили на заросшие камышом болота и море. В два часа ночи его разбудил громкий стук в дверь. Он открыл — на пороге стояли двое мужчин в плащах с поясом