Обронила синица перо из гнезда - Юрий Семенович Манаков

Почувствовав неладное, Гоша обернулся и тоже переменился в лице. С тех пяти метров, что он успел уйти вперёд, убитого можно было узнать и без особого труда. Он кинулся назад, к Антропову, схватил того за плечи.

– Валера, ты как? Держись, браток, держись, – крепыш Смолин сильно тряхнул товарища, приводя Антропова в чувства, потом приобнял его и тихонько повёл по ходу сообщения прочь от блиндажа. – Сейчас я позову ребят, мы снимем Федю и похороним, как героя, со всеми воинскими почестями, – ласково, как ребёнку, наговаривал Валерию Смолин, пока вёл его к пулемётной точке. – А ты пока посиди, отдохни. Только без меня, пожалуйста, никуда не отлучайся. Я мигом.

После этого трагического случая Валерий долго и трудно приходил в себя. А главное, он теперь не мог находиться ночью в расположении батальона, старался уйти в дозор на передовую, где противник вот он, рядом, как говорится, лицом к лицу. Здесь он даже ждал, когда фашисты пойдут в атаку, тогда Валерий с наслаждением и азартом меткими очередями отводил запёкшуюся от горя душу. Но стоило ему остаться в лагере хоть на одну ночь, он бессонно бродил по расположению, напрашивался в любой наряд, чтобы хоть чем-то занять себя, или ворочался в землянке на нарах, потому что в памяти вновь и вновь ярко воскресала жуткая картина у фашистского блиндажа, которую Антропову лучше бы вовек не видеть. Не боясь, в общем-то, смерти, на фронте она – привычное дело, парень боялся лишь быть захваченным врагом врасплох, опасался повторения с ним страшной судьбы своего друга-одноклассника.

В Талов Сашку Грушакова привели охотники-ойроты на седьмые сутки после его головокружительного падения в створ Быструхи. Два бревна от разбитого о скалы плота, с намертво вцепившимся в обломанный кусок жерди Сашкой, прибило к тихой заводи сразу на выходе из бучила. Грушаков хоть и пришёл в себя самостоятельно, но был беспомощен оттого, что никак не мог разжать пристывших к жерди пальцев. Поплёскивала прибрежная волна, уже и одежда кое в каких местах просохла, а он лежал, обогреваемый августовских солнышком на бревнах, скрипел от злобы зубами, вращая по сторонам налитыми кровью глазами, и, как ему казалось, потихоньку сходил с ума.

Два пожилых, с карабинами за плечами, охотника-ойрота, низкорослых, с коричневыми щёлками глаз и плоскими, вдавленными переносицами, на таких же низеньких, мохнатых лошадках, выехали из тайги на обрыв и принялись по-хозяйски оглядывать каменистое русло таёжной реки внизу. Заметив плот, алтайцы отыскали относительно пологое и удобное место и начали спуск.

Неторопливо спешившись, они, не проронив ни слова, зашли к лежащему Сашке, один справа, второй слева, и присев на корточки, начали так же молча разжимать ему кулаки, для этого надо было оторвать побелевшие пальцы, отгибая по отдельности каждый, от жердочки. Затем ойроты взяли Грушакова под мышки и перенесли на берег. Пока он разминал онемевшие пальцы и окончательно приходил в себя, охотники нашли широкую, ровную мшистую плиту, постелили на неё холстинку и достали из притороченных к сёдлам торб вяленое мясо и сухари.

– Садися, человека, кусай, – на ломаном русском, дружелюбными жестами пригласили охотники парня к походному столу. – Поес, апосля и сказысь, чей будес?

– Геолог я, отбился от поисковой партии, – с набитым ртом, не откладывая разговор на потом, охотно откликнулся Сашка. Он прожевал кусок, проглотил и, подхватывая другой пласт вяленой медвежатины, радостно продолжил: – Я ведь, мужики, едва не утоп. А, видишь вот, опять живой! Из чего следует, что нужны еще Родине и партии жизнь и сердце комсомольца-ударника Александра Грушакова! – с пафосом закончил бывший завхоз экспедиции.

Охотники быстро переглянулись. Из всего сказанного они поняли, что этот человек не простой, а является геологом и зовут его Александр Грушаков.

– А мы мал-мал охотники, – начал тот, что коренастей. – Я – Айдар, а он – Бодюр. Идём домой, в Тасангу. А тебе – куда?

– Мне в Талов надо срочно, – Сашку неожиданно осенило. – Дело у меня государственной важности. Требуется ваша помощь, товарищи охотники. Я, как бы это сказать, остался один из всей экспедиции, – завхоз быстро входил в роль. – Была страшная непогода, ураган. Нас разметало по тайге. Товарищи мои скорей всего погибли. Но главное, что перед самым ураганом мы наткнулись на большие залежи ценной руды, так необходимой нашей Родине в нынешнюю лихую годину. И я обязан в самые ближайшие сроки доложить об этом руководству города. У меня и карта составлена, она здесь, со мной, в котомке, – он небрежно махнул рукой, указывая на лежащую рядом холщовую заплечную сумку с лямками. – Однако вся загвоздка, товарищи, в том, что я не знаю, как из этого треклятого места добраться до Талова, – Сашка перевёл дух и почти просительно закончил: – Вся надежда на вас, мужики. Вы должны вывести меня из тайги или, на худой конец, хоть дорогу показать и снабдить продуктами. Повторяю, дело у меня огромной государственной важности.

Охотники опять из сказанного поняли ну, может быть, от силы половину, но то, что этот человек заблудился и ему нужны они, чтобы вывести его из тайги, это ойроты усвоили чуть ли не с первых Сашкиных слов.

– Хоросо, товарис Грусаков, – охотники поверили, что перед ними большой начальник, а к начальству, как известно лучше всего, если не знаешь его по отчеству, обращаться только по фамилии. – Тропа до Талова нам известна. Пять-сесь суток надо хоросо идти. Ты – слаб, садись на лосадь. Мы рядом побезим. – Алтайцы снова быстро посмотрели друг на друга, и тот, что назвал себя Айдаром, смущаясь, проговорил: – Ты нам, товарис Грусаков, потом-ка бумагу дай, обязательно чтоб с печатью. А то наса начальника промысловой артели сибко ругать нас будет: где бегали? Посто соболя к сезону не прикормили?

– Всё оформим по закону, товарищи охотники. – Сашка на секунду задумался и выпалил: – Я сам лично похлопочу, чтоб вас наградили почётными грамотами за выполнение ответственного задания нашей родной коммунистической партии!

И вот сейчас, только увидел Сашка с горки окрестности родного городка, он чуть не заорал во всё горло «Мы наш, мы новый мир построим!», но сдержал свои чувства и стал лишь негромко мурлыкать под нос мотив какого-то, конечно же, революционного марша.

Спустя полчаса они были уже у парадного подъезда городского комитета комсомола, где Наташка, младшая сестра Грушакова, работала заведующей организационного отдела. Увидев в окно заросшего редкой щетиной и в пыльной, потрёпанной одежде брата чуть ли не в обнимку с какими-то вооружёнными