Темиртау - Зеин Жунусбекович Шашкин

Она кивнула головой.

— Теперь ты не сомневаешься во мне, нет? Отлично! Ну, а думала ли ты, почему же все-таки меня посадили, именно меня? Думала ты?

Айша молчала.

— Но ведь об этом же заявлено нашей партией очень ясно на весь мир. Ошибка периода культа личности... Враги воспользовались...

— Враги, конечно, воспользовались,— сказал Аскар.— Но враги вообще, ведь это мало! У каждого из нас был еще и свой собственный конкретный враг. Так вот, кто ж конкретно погубил меня, ты не задавала себе такого вопроса?

— Конкретный враг? — с удивлением переспросила его Айша.

— Да,— сказал Аскар.— С именем, фамилией, должностью... Так вот, я тебе хочу сказать фамилию моего врага. Только не испугаешься, а?

Она не ответила.

— Испугаешься, конечно,— продолжал Аскар.— Но если говорить, то говорить уж до конца. Это — Муслим Мусин.

— Как Муслим Мусин? — спросила она и оглянулась с испугом.

Но никто на них не смотрел. Люди ели, пили, разговаривали и не обращали никакого внимания на эту странную пару.

Да, посадил меня Муслим Мусин,— повторил он.— Я видел собственными глазами донос, написанный им. Я его руку знаю.

Айша в смятении смотрела на Аскара.

— Аскар-ага,— сказала она вдруг очень спокойно— Вы подумали, в какое положение меня ставите своими словами? Не верить вам я не могу, но и поверить в это невозможно. Вы видели донос, написанный рукой моего мужа, говорите вы. Ну, а может быть, вас обманули? Разве вы так хорошо знаете его почерк? Может быть, чтоб скрыть виновного, вам подсунули невинного? Так тоже могло быть. Вы должны понять, что ошибаться в таких случаях вы не можете: у меня же дочь!

Он только пожал плечами.

— Ну нет, говорите, говорите! Говорите до конца,— торопливо повторяла Айша.

Аскар встал.

— Это и есть все до конца. Все остальное я изложил в жалобе в Центральный Комитет. Хотите, пришлю- копию?

Назад они ехали молча.

Около самого дома Айша вдруг дотронулась до руки Аскара и спросила:

— Вы еще любите меня?

— Люблю,— ответил он коротко.

Она кивнула и молчала до самого дома. И только когда машина остановилась, Айша сказала:

— Ну, тогда держитесь! Обоим нам будет трудно! Да еще как трудно!

— Как? — спросил он и схватил ее за руку.— Как вы сказали?

— Отпустите... Муж смотрит.

Когда Айша вошла в дом, Муслим схватил ее за плечо и закричал:

— Дрянь, обманщица, я все видел! Шляешься до двух часов ночи, черт знает с кем! К мужу приходишь пьяная. Называется, советский врач. Гулящая ты баба! Вот кто ты такая!

— Экий же ты подлец,— спокойно ответила Айша и, легко оттолкнув его, вошла в спальню.

Она бросилась на кровать и уткнулась лицом в подушку. Ей хотелось кричать, плакать. И она заплакала тихо, горько, беззвучно, так, что даже сама не слышала, плачет она или нет. Потом закусила край подушки и затихла. Она вся дрожала от обиды и ненависти. Да, сейчас она ненавидела Муслима и в то же время понимала, что она неправа. Ведь с мужем она прожила пятнадцать лет, родила ему дочь... Так как же она смеет сразу же, без разговора с ним, поверить в то, что все эти годы жила с подлецом и предателем?

Айша лежала с открытыми глазами всю ночь (Муслим лег в кабинете на диван) и заснула только под утро.

...Отец Айши был доктором медицинских наук, профессором. Он устроил дочку после окончания института врачом в медпункт на строительстве самого большого металлургического завода в республике. Это были годы войны, и Айша отдалась работе беззаветно, работала по двенадцать часов в день, скоро ее перевели в районную больницу, она стала ведущим врачом палаты. Здесь она и встретилась с Аскаром. Тогда это был высокий, худощавый, еще совсем молодой человек с живой речью и быстрыми движениями. Но он был еще и опытным, много видевшим и знающим врачом, и Айше часто приходилось обращаться к нему за советами. Он был общителен и внимателен, охотно делился своими знаниями. Нередко случалось так, что их дежурства совпадали. И хотя работали они в разных корпусах, но уже так повелось, что каждую ночь до утра они сидели вместе в ординаторской, пили горячий чай и разговаривали. Он ей читал стихи на трех языках: Абая по-казахски, Пушкина и Блока по-русски, Гёте и Гейне по-немецки. То было очень счастливое время, и Айша писала своей матери: «Если бы ты знала, мама, с каким человеком я познакомилась! Он казах, но о Европе говорит, как европеец, а о русской поэзии, как русский поэт. Я тебя сведу с ним во время нашего отпуска».

И вот тут-то и появился Муслим. Все произошло совершенно случайно. Однажды ее вызвал главный врач и сказал:

— Слушайте, Айша, поезжайте на металлургический завод. Только что звонили оттуда. Там что-то случилось с главным инженером. Наверное, отравление, а у них в медпункте никого нет. Поезжайте, посмотрите.

Айша поехала, но опоздала. Больного уже увезли с завода в дом инженера, так назывался жилой корпус, где были квартиры администрации и инженеров.

Айша сейчас же поехала туда. Ее привезли в одну из квартир, к не очень молодому и, как ей показалось тогда, очень одинокому человеку. Он лежал на диване, прикрытый кое-как наброшенным одеялом, и дрожал то ли от озноба, то ли от боли, Айша измерила температуру, пощупала пульс, прослушала сердце и позвонила главному врачу, чтобы прислали машину. Когда она отошла к телефону, больной сухо спросил ее:

— Какую машину вы вызвали?

— Санитарную,— ответила она.— Лежите спокойно, У вас температура высокая.

— А для чего машина? — спросил он,

— Свезем вас в больницу,— сказала Айша.— За вами нужен уход.

Он вдруг резко сел,

— Никуда я не поеду! Понимаете! — сказал он гру бо,— У меня своих дел на заводе по горло.

— Дела бывают у здоровых,— сказала Айша.- А главное дело больного — это поскорее выздороветь.

Человек, лежащий под одеялом, промолчал, посмотрел на Айшу и вдруг неожиданно спросила

— А вы давно работаете врачом?

— Первый год,— ответила она.

— А на фронте не были? — снова спросил он тем же голосом,

И, не дождавшись ее слов, ответил сам:

—