Дочери служанки - Сонсолес Онега

Рената видела, как Исабела вышла из дома и пошла по дороге к порту, подождала, пока та не скрылась из виду, и вышла из дома с ребенком на руках. Она быстро побежала к замку, заглянула в окно кухни и осторожно постучала по стеклу. Маринья сидела на скамейке, где служанки поверяли друг другу свои горести и мечты, жаловались на боли в пояснице, обморожения и ожоги. Выговориться – лучшее средство.

– Кто здесь? – спросила Маринья.

– Я, Рената.

– Входи, входи, – ответила кормилица.

Рената открыла парадную дверь, стряхнула грязь с башмаков и спросила:

– Можно мне остаться?

Маринья ответила, да, можно, поскольку Исабела ушла с Хайме и вернется не скоро.

– Она оставила тебя одну с ребенком? – уточнила Рената.

– Я получила на то ее благословение. Мы не воюем, – заверила Маринья.

Глядя на кормилицу господского ребенка, приложенного к груди, Рената почувствовала, как будто ее укололи.

– Я не знала, что тебя позвали, – сказала она.

– Донья Инес была совсем плоха. А Кубедо не очень понимает в родах.

– Я видела, как пришел доктор. А тебя не видела, – продолжала Рената.

– В любом случае хорошо, что он пришел, девочка застряла. Вышла с трудом.

– Сеньора в порядке?

– Спит, – ответила Маринья.

– Как назвали ребенка?

Рената наклонилась, чтобы поближе рассмотреть девочку.

– Каталина.

– Красивое имя, – сказала она, глядя на малышку; только она знала, чего ей стоило скрывать свою боль.

Сильную боль.

– А твою как? – спросила Маринья. – Я слышала, ты тоже родила девочку.

– Ее зовут Клара.

– Тоже красивое имя.

Рената села с ней рядом и дала ребенку грудь.

– Трудные были роды?

– Нет. Все произошло быстро.

– У тебя что-нибудь болит?

– Скорее беспокоит.

Маринья посмотрела на девочку сеньоры. Закрыв глаза, та мирно и спокойно сосала грудь. Дочка Ренаты, напротив, смотрела на мать с тревогой, словно ей не хватало еды.

– Думаю, у меня недостаточно молока. И малышка остается голодной, – пожаловалась она. – Ты бы могла…

Рената вдруг умолкла. Она знала, что не может просить об этом кормилицу, но та все поняла без объяснений.

– Не знаю, хватит ли у меня молока на обеих.

Рената наклонилась к дочке, закрыв густыми черными волосами ее лицо, и что-то прошептала, при этом взгляд ее изменился. Вдруг покрывшись испариной, она стала нервно кружиться по кухне. Казалось, в нее вселился дьявол.

– Какое несчастье, Маринья! Горькая моя судьба!

– Рената, говори тише, нас могут услышать…

– Сеньора нет дома. Я видела, как он уходил.

– Да, но он может вернуться в любой момент.

Несколько минут девушки просидели в тишине, которую нарушила Рената.

– Если бы я могла…

– Если бы ты могла что? – спросила кормилица.

– Ничего, ничего, это я так, о своем. Занимайся своим делом…

Рената наблюдала за тем, как ловко Маринья массирует грудь, чтобы молоко, бежавшее по своим лабиринтам, попало в рот девочки. Она отвела взгляд и указала на кастрюлю с куриным бульоном, недавно приготовленным Исабелой.

– Можно я поем бульона?

– Нужно, – ответила кормилица. – Поешь как следует, тогда и молоко будет.

– Твои слова да Богу в уши!

Маринья встала со скамейки и сказала, что ей нужно искупать Каталину, а Рената может остаться, но только чтоб держала ухо востро, а то может прийти сеньор или Исабела, как знать.

– Ты одна справишься с купанием?

– Конечно, ты что? Или ты думаешь, это первый ребенок на моем попечении?

Рената не ответила и, охваченная жалостью к себе, посмотрела на Клару; она проклинала свою горькую судьбу и роковую ошибку: влюбиться в того, кто никогда не сможет ответить на ее любовь.

В те годы красота не гарантировала хорошей жизни. Наоборот, она лишь предвещала опасности, недаром ее мать, покойся она с миром, предупреждала Ренату держаться подальше от сеньоров и богачей, то есть от тех, у кого, как она говорила, «длинные руки». Эти слова возникли в памяти и бомбили разум, с силой прорываясь сквозь время.

– Я никогда не должна была их забывать, никогда, – повторял рассудок.

– Почему ты поверила? – допытывалось сознание.

– Потому что казалось, сеньор не из легкомысленных ветреников и не из заведомых негодяев, – отвечала она сама себе.

Но сейчас…

На руках ребенок, грудь без молока – такова была жестокая реальность, и она противостояла любому заблуждению.

Неожиданно в дверях появилась Маринья. Рената вздрогнула от испуга, увидев ее незрячие глаза с блестящими зрачками и бесцветной радужной оболочкой. Она держала на руках Каталину, завернутую в уютное одеяльце из белой шерсти.

– Ты что-то забыла? – спросила Рената.

– Не знаю, куда Исабела положила пеленки… – ответила Маринья. – Пойдем со мной, сделай милость.

– Дай мне девочку.

Рената взяла Каталину свободной рукой, а Маринья держала ее за плечо, пока они не дошли до спальни.

– Похожи, как две капли воды, – прошептала Рената, посмотрев на девочек вблизи.

Она почувствовала, как часто заколотилось сердце.

– Справляешься с обеими? – спросила кормилица.

Рената кивнула, но Маринья этого видеть не могла.

– Я справляюсь со всем… – прошептала она, укладывая младенцев на кровать.

В этот момент Каталина раскрылась, и оказалось, что под одеяльцем на ней ничего нет.

Рената отошла от Мариньи, оставив ее посреди комнаты, и поняла, что должна сделать это, что сама жизнь предоставляет такую возможность, что ее дочь не должна голодать из-за того, что у нее нет молока, и что материнская любовь к этому беззащитному созданию оправдает то безумие, которое она собиралась совершить.

«Жизнь дает возможность только однажды», – мысленно повторяла она.

Она почувствовала, что Маринья приближается к ней, и затаила дыхание. Быстрым движением она сдернула с Клары пеленку и старенькую распашонку, рассовав их по карманам, и уложила обнаженную девочку на шерстяное одеяльце Каталины. Все произошло со скоростью свершившегося проклятия.

– Возблагодари же эту жизнь. Я такой не заслуживаю…. А вот ты – да. Ты заслуживаешь ее! – шептала она в слезах. – Хотя я и останусь без тебя… и ничто меня не излечит. Хотя я и не знаю, какая буду завтра, когда рассветет, а тебя со мной не будет.

И руки, и колени у нее дрожали.

– Что-то случилось, Рената?

– Не могу найти пеленки, – ответила та сдав-ленно.

В этот момент Маринья, следуя инстинкту, подошла к тому месту, где стояла Рената.

– Ты плачешь? Но почему ты плачешь, женщина? – спросила она с сочувствием.

Рената взглянула на новорожденных девочек и почувствовала угрызения совести.

«Что ты натворила, Рената? Как ты решилась на это?»

В ее взгляде было понимание безумного поступка. На секунду раскаяние охватило душу, и она была почти готова исправить ошибку.

«Что