Фернандо Магеллан. Том 1 - Игорь Валерьевич Ноздрин

– Разумно, – похвалил Барбоса.

– Эй, Хинес, – окликнул адмирал матроса на нижней палубе, – зови Антония служить мессу!

– Святой отец пошел проповедовать туземцам слово Божье, – ответил парень.

– Тьфу, черт! – выругался Дуарте. – Я запретил ему лезть на вулкан, так он нашел себе другое дело.

– Кликни капеллана! – приказал матросу Фернандо. – А ты, Дуарте, присмотри за Антонием. Нельзя оставлять его одного на берегу, пропадет без нас.

– Альбо стращал монаха костром дикарей, так ведь не верит. Говорит: «Бог не допустит моей гибели».

– Господь далеко, а ты рядом.

– Хорошо, – согласился Барбоса.

* * *

В золотистой дымке заходящего солнца шестивесельная шлюпка «Сан-Антонио» неторопливо скользила по заливу к окрасившейся багрянцем каравелле. Ветер стих, вымпела поникли. Из побуревших в вечернем свете лесов доносились крики птиц, стук топоров, визг пил заготовителей. Обрывки речи далеко разносились над спокойной водой, эхом отражались от кораблей. В порту заканчивалась дневная работа, на палубах судов начинались церковные службы. Скрипели уключины, двухметровые весла с плеском опускались в воду, зеленоватые воронки кружились за кормой.

Инспектор флота созерцал угомонившееся море. Сильный, здоровый тридцатипятилетний мужчина, с густой русой бородой, тонкими чертами лица, загорелыми румяными щеками, походил на Марса, уставшего от воинских дел, спешащего к Афродите. Хуан де Картахена принадлежал к легко раздражающимся людям, бурно проявляющим негодование, но быстро успокаивающимся и забывающим обиды. Рыцарь не любил интриг, не умел тщательно взвешивать свои поступки, часто попадал под чужое влияние, привык бить кулаком, не думать о последствиях. Он легко служил королю, легко жил, легко расставался с друзьями и находил новых.

Спустившись с борта «Тринидада» в лодку и залепив пощечину нерасторопному моряку, Хуан успокоился, поразмыслил об итогах совета, пришел к выводу, что дела складываются прекрасно. Пусть португалец обостряет отношения с офицерами – не далек день, когда соперник окажется в одиночестве. Тут Картахена появится в блеске величия, доблести, славы, мудрости, человеколюбия (дальше его фантазия не пошла), подкрепленными особыми полномочиями. Он добавит к должности инспектора титул адмирала, сделает «Сан-Антонио» флагманом, перетащит к себе в каюту царственную малиновую мебель «Тринидада».

От грандиозных замыслов стало радостно. Воображение рисовало картину триумфального возвращения. Король торжественно возлагает ему на плечи мантию ордена Сант-Яго или Калатравы, жалует титул наместника открытых земель, дает флот из десяти, нет – двадцати судов, отправляет на покорение Индии, Китая, Японии… Через пять лет Картахена станет национальным героем. А там, страшно подумать, – канонизация! Инспектор не был пустым мечтателем, понимал фантастичность подобных замыслов, но почему не понежиться славой?

Темно-коричневый корпус «Сан-Антонио» медленно приближался к шлюпке. Голодные гребцы налегли на весла. Пахло дымом, бобовой кашей с мясом. Вахтенный на корме приветливо махал шапкой.

– Да пребудет сила Господня вместе с вами! – раздался голос священника.

– Хвала Иисусу Христу, – процедил сквозь зубы инспектор, неумело карабкаясь на борт по веревочной лестнице.

– Как прошло совещание? – поинтересовался капеллан, помогая ему перелезть через поручни.

– Послезавтра отплываем, – бросил инспектор.

– Так скоро? Сеньор Кесада хотел задержаться на неделю. Он говорил о том капитан-генералу?

– Куда там… Португалец никого не слушает.

– Опять не советовался с вами, единолично решал вопросы?

Он и с родственниками не говорит о делах. Приказ плыть на юго-запад явился для них неожиданностью.

– Командующий согласился пойти испанским путем? – оживился де ла Рейна.

– Победа за нами! Португальцы поджали хвосты.

– Надолго? – усомнился священник. – Сегодня Элорьяга нагрубил мне. Жирный боров возмущался, почему возбуждаю матросов против командующего?

– Осторожнее, святой отец! Магеллану не поздно отправить вас в Испанию.

– Не посмеет, – заключил доминиканец. – Меня назначил Индийский совет.

– Плевал он на него, да и на… прочих тоже. Что говорят на кораблях? – спохватился Картахена.

– На «Консепсьоне» баски поддерживают Элькано, а капитан не ладит с португальцами. Утром чуть не избил канонира, когда тот учил Глухого лютеранству. Я говорил капитан-генералу: нельзя брать немца на богоугодное дело! Как бы у Кесады не возник мятеж! Магеллан заменит его Карвальо или своим родственником.

– А Мендоса?

– Колеблется.

– Мы не торопимся, – успокоил Картахена. – Пусть командующий поругается со всеми офицерами, тогда они попросят о его замене.

– Люди слабы и трусливы, – возразил священник.

– Но становятся алчными и жестокими, когда речь заходит о золоте, – усмехнулся капитан. – Даже Серран отвернется от португальца.

– Он предан ему, пойдет до конца.

– Тем хуже для него.

На «Тринидаде» десятки глоток громко нестройно начали не то петь, не то кричать вечернюю молитву.

– О, Боже! – поморщился де ла Рейна. – Чему учит их Антоний? Они распугают ангелов.

– Зато люди верят ему и преданы Магеллану, – съязвил Картахена. – А вы ругаетесь с паствой, восстанавливаете против себя моряков!

Священник обиженно замолчал.

Глава XXIII

Неожиданное предостережение

Отец Антоний очень хотел посмотреть на гуанчей. Его влекли к ним апостольские обязанности и простое любопытство. Кто они, сотню лет воюющие с испанцами, не желающие принять Слово Божье? Почему упорно сопротивляются, отказываются от Рая?

Священник позвал Пигафетту, но тот не пожелал прервать рыбную ловлю. Удобно разместившись у бушприта на носу корабля, итальянец забрасывал в воду толстую суровую нитку для штопанья парусов с насажанным на стальной крючок мякишем хлеба и азартно наблюдал, как серебристые рыбки стайкой возились у поверхности, обгладывали наживку. Пигафетта в волнении дергал леску, но крючок оставался пустым. Францисканец покинул друга, предложил Франсиско Альбо прогуляться по острову. Штурман снисходительно улыбнулся, посоветовал заняться чем-нибудь другим. Врач Хуан де Моралес почесал вспотевшую на солнце лысину, сослался на усталость, отправился спать. Дуарте занимался хозяйственными делами, не пожелал беседовать на божественные темы, прогнал монаха подальше. Антоний воспользовался советом, сел в лодку, возившую дрова, уплыл на берег. Там тоже не нашлось желающих сопровождать миссионера в походе. Ощутив под ногами привычную твердую землю, священник уверенно отправился в лес разыскивать гуанчей.

Он с трудом продирался через колючие заросли, цеплявшиеся за рясу и не пускавшие вперед, уходил от берега, поднимался вверх, спускался в овраги. Позади него слышались звуки гавани, шум таящих на песке волн. Они придавали силу и смелость. Антоний бродил по лесу час или два, но туземцы не встречались. Разочарованный священник, с расцарапанными руками и припухшим лицом, исхлестанным колючими ветками, решил отложить встречу с гуанчами до следующего раза, вернуться на палубу флагмана. Он остановился и прислушался. Лес шипел, свистел, трещал, пел на разные голоса, издавал массу незнакомых звуков. Привычного шума волн и беззлобной матросской брани не слышалось. Антоний удивился тому, как далеко забрел, хотя ему казалось, берег должен быть рядом. Он повернул назад, вспомнил путь в последние пятьдесят