Здесь, под северной звездою... (книга 1) - Линна Вяйнё

— На то, чтобы послать детей в школу, этих денег даже многовато.

— Как многовато? Плата за ученье, одежда, карманные расходы, ну и все прочие расходы, которые в Хельсинки неизбежны.

— Да-да. Конечно, это немалые деньги, но можем ли мы увеличить наше стадо?

— При нынешних условиях не можем. Есть одно средство, но оно не такое простое.

— Какое же?

— У пастората есть торппа, занимающая чуть ли не столько же земли, как сам пасторат. Если бы нам вернуть хоть часть этой земли, воссоединить ее с пасторатом.

Пастор покачал головой.

— Это средство не годится.

— Тогда ты должен придумать что-нибудь другое. Ты же понимаешь, что дальше так продолжаться не может.

Больше она об этом не говорила. Хотя пастор вначале решительно отверг такую возможность, тем не менее, мысль о ней не выходила у него из головы. Некоторое время спустя Эллен вновь вернулась к этой теме. Пастор сослался на договор, но в нем он не нашел защиты. Та злополучная фраза, которую он с самого начала вписал туда, имея в виду приходский совет, теперь выбила у него почву из-под ног: «Если интересы церковного имения не потребуют иного использования земель торппы». Доводы Эллен показывали, что ее предложение родилось вовсе не вдруг, оно было основательно продумано.

— Это условие дает тебе полную свободу. Тем более, что речь идет не о расторжении контракта, а лишь о возвращении пасторату части земельных угодий. Я верю, что Коскела поймет, если ему разумно объяснить.

— А я так сомневаюсь. Не найдется такого делового, разумного довода, который мог бы убедить Коскела. У него какая-то жадность к земле. Ему и этой не хватает, а не то чтобы он согласился еще часть уступить.

Этот разговор происходил за обедом. Эллен сначала проглотила кусок, а затем сделала решительное движение головой, словно отталкивая последнее досадное препятствие.

Уже по тону ее голоса стало ясно, что она решила говорить начистоту.

— Собственно, почему мы в этом вопросе должны принимать во внимание чувства Коскела? Надеюсь, он не думает, что у него есть какое-то право собственности на землю торппы? Мне кажется, что ты со своей деликатностью ставишь себя в ложное положение. Однако сам Коскела отлично понимает, что получил в аренду чужую землю, с которой ему рано или поздно придется расстаться. По-моему, Теурю совершенно прав, когда говорит, что, имея торппарей, надо следить, чтобы они не слишком долго засиживались на своем месте, так как иначе они бессознательно, без всяких к тому оснований начинают считать торппу своей собственностью.

Пастор вынул салфетку из-за воротника, сдавившего ему горло. За годы супружеской жизни он научился точно угадывать, что у Эллен на уме, по ее движениям и по звучанию голоса, и теперь он понял, что начинается борьба не на жизнь, а на смерть. Эллен уже приняла решение. Это было совершенно очевидно.

— Но мне кажется, что какое-то право на эту землю у него есть. Право корчевателя, который расчистил ее и своим трудом поднял из небытия, сделал плодородной.

Эллен подняла брови.

— Разве ты раскорчевал земли пастората?

— При чем тут я?.. О чем ты говоришь?

— Так откажись немедленно от права распоряжаться этими землями. Найди того, кто их раскорчевал, и передай земли ему!

— Это софистика. При чем тут это?

— Софистика? Нисколько. Права собственности приобретаются либо при покупке, либо при наследовании, либо вследствие дарения. Со времен великого раздела право захвата пустых земель более не существует. Скажи, пожалуйста, многие ли землевладельцы в нашей стране сами раскорчевывали свои поля?

— К сожалению, немногие. Тем более нам не следует усугублять это печальное положение.

— Ах!.. Я, право, начинаю думать, что ты тайком бегаешь к Халме читать его «Тюемиес».

Пастору не было смешно, хотя Эллен, очевидно, сказала это в шутку, чтобы немножко разрядить атмосферу.

— «Тюемиес» тут ни при чем. Для меня это не юридический вопрос. У кого-нибудь другого я мог бы со спокойной совестью отобрать всю торппу целиком, но только не у Коскела. За эти годы я привык восхищаться им как торппарем. Ни разу я не слышал от него ни малейшего возражения ни по какому поводу. Дождик над пасторатским покосом для него так же страшен, как и над своим. Он всегда готов был помочь нам, когда мы нуждались в помощи.

Эллен добродушно рассмеялась.

— Но ведь это простая порядочность. Кто же станет желать дождя во вред другому? А в остальном я понимаю дело несколько иначе. Я не могу считать одолжением или помощью работу, которая делается за плату.

— Но все-таки... Нет, мне было бы трудно сказать ему.

— Конечно, это трудно. Я и не требую, чтобы ты... Но что-то мы должны предпринять. Ты ведь и сам понимаешь.

Она была права. Пастор знал, что положение становилось безвыходным. Недавно были куплены дорогие машины — жнейка, молотилка. Однако не эти крупные покупки были причиной их постоянных затруднений. Деньги утекали бесчисленными ручейками из каждой щели и уходили все дочиста. Хуже всего были частые поездки в Хельсинки — Эллен не хотела порывать связей с обществом, к которому она привыкла. Весь доход от имения уходил на жалованье прислуге. Случалось уже, что нечем было расплатиться в срок. Однажды пришлось даже занять денег у Эммы. С того дня все и началось.

Но едва только пастор мысленно представил себе объяснение с Юсси, эта картина так подействовала на него, что он резко запротестовал. Его резкость вызвала ответную резкость, и пошли нескончаемые, все более мучительные объяснения.

— Нам вовсе не обязательно вести такую роскошную жизнь. Это даже неприлично при моем сане и положении. Мне кажется, кроме меня, ни один финский священник не разъезжает в такой коляске, запряженной парой рысаков.

— Вот чудо. Что ты говоришь? Не собираешься ли ты ездить по приходу в овчинном тулупе, подпоясавшись веревкой, как раскольничьи попы на севере? И, между прочим, какое отношение к тебе имеет эта коляска? Она куплена на деньги, которые я получила в наследство.

Это был тяжелый удар. Но пастор решил терпеть до конца.

Однако и Эллен приняла твердое решение, а она была хоть и неглубокой, но зато волевой натурой. Задумав что-нибудь, она почти всегда добивалась своего. Снова и снова они возвращались к тому же вопросу и все более запутывали его. Теперь уже они спорили не о злополучных землях