Дельта чувств - Виктор Иванович Миронов

в течение нескольких дней его дневник пополнился многими страницами. Ему нравилось обилие материала и его расположение по дневнику. Но он пытался убедить старуху в том, что самой слабой частью дневника была именно география, которой она не уделяла внимания. Этот факт не подлежал сомнению, и старуха потребовала найти топографические карты и доставить ей.

Тайлет (август) месяц, девятнадцатый день. Встречные корабли сблизились настолько близко, что команды могли переговариваться. Между ними произошел следующий диалог:

– Куда следуете? – спросил первый.

– В Исизу Тан Бул. А вы?

– В Пан Ти Капую. Будут ли какие просьбы?

– Никаких, – ответил и поинтересовался: – Как там поживает Великий Человек?

– Превосходно!

В полдень на горизонте начали вырисовываться берега бухты Пан Ти Капуи. Напряжение стало спадать. Накануне возвращения в Пан Ти Капую Тейе Ань Нетери было девяносто три года. По наблюдению людей, близко соприкасавшихся с ней, это не была здоровая и сильный женщина. Она была невысокая женщина, которая быстрыми шагами мерила комнаты из угла в угол. С лицом, на котором вдавлены щёки и узкие губы, но впечатление это стушевывалось высоким челом, открытым на висках и единственным широким карим глазом. Сложение тела у неё было сухощаво, а руки и ноги хотя и отличались изяществом очертаний были стары. Движения, при всей её нервности, казались хорошо соразмеренными. Глаз оставался ясным и проницательным. Несмотря на страстную натуру, она превосходно владела собой и умела как нельзя лучше сосредотачивать все силы на разрешении задачи, которую себе ставила.

Тайлет (август) месяц, двадцатый день. Флотилия Тей Ань Нетери вошла в бухту Пан Ти Капуи. Ажиотаж был такой, что трудно описать этот гвалт, этот всеобщий энтузиазм, эту радость, эти восторженные чувства, которые охватили всех. Громкие возгласы «Здравствуй Исида!», рукоплескания, топот тысяч ног подняли грохот. Это было настоящее безумие.

Глава – 18

Ненавидь ложное слово, не срами и не бесчести себя. Не выдавай себя за богатого, если ничего нет. Не выдавай себя за бедного. Достатком выкупай жизнь свою, а бедный и угрозы не услышит. Свет весело горит, светильник же угасает. Притчи Тин_ниТ.

Поскольку Тайт Мосул, старший сын Тейи Ань Нетери, присутствовал на острове Луны, то сейчас уместно будет изложить историю обнажения Величеств, причём изложить её в соответствии с действительностью, то есть отказавшись от исправлений правды, какие в ней предпринимались. Я описал радостное событие рождества Мелькарта – в конечном счёте кровавое событие той поры, которое уже запечатлелось на твоём, полном значительности, лице – дорогой читатель, и делаю это ради рассмотрения духовного склада человека древней поры, тем более что его поведение в этом деле лучше всего объясняет, почему родители Тейя и Гай Мельгард толкали его на этот проделанный уже до них шаг.

Счастливой героиней этого ханаанского обряда оставалась Элишат, единственная дочка, рождённая женщиной в конце первого периода плодовитости. Девочка расцвела, стала женщиной и была женщиной такой привлекательности, какой только можно было ожидать от дочери потомка путников первых колонистов, в общем-то крепкого и красивого рода. Элишат была истинное дитя тиникийской души-крови, которой была дана ранняя и чрезвычайно богатая цветами весна юности, где за весной следует полное жизни лето.

Народ в этот день веселился, устраивал шумные шествия и воздавал хвалу Мелькарту – взошедшему солнцу. Сладкая кровь бога виноградной лозы текла в чаны из амфор. У бочек люд стоял на коленях и со смехом наполняли вином кувшины. Они пили и ели, и шествием под звон кимвалов, носили на плечах Бога на солнечном струге. После полудня назначали хороводы храмового двора Величества Аштарет. Прибыла сама Ханна – прежняя Элишат, которую принесли в носилках – со всем персоналом кастрированных кавалеров гарема. Она уселась у того места, где раздалась музыка, а её мужской гарем близ того места, где должен был начаться хороводный пляс. Вечер был синий, закатный свет уплывающей солнечной барки украшал всех, покрывал позолотой тела танцовщиц – иерофантид, которые, с повязками на бёдрах и насурьмленными ресницами и удлинёнными краской глазами, плясали перед Величеством Мелькарта, водя животом и изящно водя головой в такт гремевшего под их пальцами бубна.

Вот тут-то Гай Мельгард и увидел в Ханне женщину Элишат, а увидев, пожелал её так, что больше уже не переставал желать её. Ханна сидела на золочённых носилках на подушках, сразу возле музыкантов, напротив, через двор, сидел Тайт Мосул, и он неотрывно глядел на неё глазами. Глядя на Ханну, Тайт Мосул уподобился Хору, но встревожился поняв, что освободиться от неё не сумеет и при желании. Уже и Ханна глядела на него, как бы напоминая ему о ритуальных его обязательствах, об оракуле её – «Великой Матери». Он сидел на своём сиденье заливаясь румянцем, а то и бледнея.

Элишат была красива, как никогда, какое-то очарование исходило от её молодости, сладостное, вязкое, как тиникийский мёд. У неё было смуглое личико с чёрной чёлкой на лбу, под серебренной короной, продолговатые, клейкой черноты глаза между крылами голубки короны и прямой нос, в ноздре которого висело золотое кольцо. Губы её были тонки и красны. Не перепоясанное платье из синей шерсти прикрывало только бёдра и ноги, а под очаровательно узкими плечами выступали, самим очарованием, изящно твёрдые груди. Из-под аметистовой мантии выглядывали смуглые ножки с золотыми пряжками на лодыжках и золотыми колечками на всех пальцах, кроме больших. Маленькая золотисто-коричневая рука с накрашенными ногтями играла у лона, тоже в кольцах и стоило Тайт Мосулу подумать, как это было бы, если бы эта рука ласкала его на ложе, у него кружилась голова и спирало дыханье.

О том, чтобы возложить супруга в ложе богини, Тейя подумала сразу же и ни о чём другом больше не думала. Ведь поговорить с Ханной и польстить ей вновь, обычай ей позволял. Она твердила мужу, что не сможет жить и зачахнет без его решительности, чтобы он отправился по обрядному этому случаю к ложу Аштарет. Это предложение не смутило его, ведь оно было почётно и обязательно для высшего должностного лица Владыки Надзора. Оно влекло за собой укрепление отношений между домами их же Величеств и несло известную пользу. Обряд этот взволновал его ещё раз, как напоминание об известных ему днях, о том, как он исполнял его. Теперь он вновь оказывается возле Ханны и нисколько не сомневался в дозволенности вечного союза Богов. Ханна оставалась пока, как никак Величеством Аштарет, а притязания Мелькарта повышало их достоинство в глазах народа и было опасным растрачивать это, пользующееся особенным вниманием,