Ревность о Севере. Прожектерское предпринимательство и изобретение Северного морского пути в Российской империи - Михаил Геннадьевич Агапов

class="a">1072. Вопреки ожиданиям, сформированным народными преданиями о мореходном искусстве поморов и уникальных качествах их судов, Белое Поморье оказалось совершенно неспособным удовлетворить запросы М. К. Сидорова.

Следует заметить, что профессиональные моряки давно отмечали ограниченные возможности поморского судоходства. Так, обследовавший в 1830 году Кольский полуостров ученый-гидрограф лейтенант флота М. Ф. Рейнеке писал:

Жители Колы и Поморцы проворны и привычны к морю. Плавания имеют они большею частью близь берегов, и нередко оно простирается до Бергена. Единственным путеводителем их есть компас и собственная память; искусные кормщики, при первом взгляде на берег, знают уже, где они находятся; но нередко случается, что, будучи отнесены бурею от берега, лодьи погибают, единственно от неудобного оных вооружения для плавания по открытому морю1073.

П. И. Крузенштерн ездил на Белое море в 1848 году, чтобы приобрести там судно для исследования устьев Индиги и Печоры, но ни в Кеми, ни в Сумском посаде, славившихся кораблестроением, подходящих судов не нашлось. Летом 1852 года П. И. Крузенштерну пришлось идти из Мезени на Индигу на поморской лодье. По словам мореплавателя, она походила на допотопное судно: «Огромный парус, с которым трудно управляться и в тихую погоду, был в лохмотьях, старые снасти рвались, руль бился в петлях, производя неумолкаемый и равномерный стук»1074. С. В. Максимов, уделивший в своем повествовании о путешествии по Северу Европейской России в 1856–1857 годах (см. главу 1, параграф 3, раздел 7) большое внимание поморскому кораблестроению и мореходству, также отмечал несоответствие того и другого уровню современной навигации:

Лодейные мастера не знают ни чертежей, ни планов и руководствуются при строении судов только навыком и каким-то архитектурным чутьем… лодьи, имевшие прежде форму нелепого ящика, поморы стали делать острее, но все еще по-прежнему оправдывали плоскодонность своих судов тем, что на них удобнее входить в мелкие приморские реки и затоплять эти, суда на зиму у самой деревни, прямо под глазами, или становить их на городки перед окнами… даже те поморы, которые уже начали вместо лодей строить шкуны, объясняли существование на водах моря еще довольно значительного числа лодей тем, что построение их стоит дешевле (рублей на 100 серебром), хотя в то же время на лодью и требуется, для ее тяжелых, неудобных парусов и снастей, рабочих больше (по крайней мере, пять человек), чем на шкуну (три и даже два рабочих)… <…> Большею частью лодьи держатся бережья, вблизи берегов, и в крайнем случае, при необходимости пускаться вглубь моря руководствуются компасиками – по-их матками1075.

Бедность поморов и их «закоренелый обычай… держаться лодей и шняков допотопной конструкции и вида»1076 были, по мнению С. В. Максимова, основной причиной вытеснения поморского судоходства иностранным. Крайне низкий уровень судостроительных и навигационных навыков поморов отмечал и официальный орган российского военно-морского ведомства: «Суда поморов заключают в себе много дурных качеств и нередко даже опасны в плаваниях… поморы разгуливают по морю на авось почти без всякого понятия о навигации; ни один человек на судне не знает употребления карт и не в состоянии определить часа полной воды; между тем как сильное течение Белого моря имеет более всего влияния на гибель их судов»1077.

Со всех поморских уездов Архангельской губернии на призыв М. К. Сидорова откликнулось лишь три добровольца: «купеческие сыновья: сумский – Никитин и кемский – Норкин и коллежский асессор – Оскерко – из города Колы». Впрочем, и они, вполне обоснованно сочтя предложение М. К. Сидорова крайне рискованным, были готовы плыть на Енисей только при соблюдении ряда условий. Так, Никитин в случае гибели его судна требовал возмещение в размере 15000 рублей серебром, а в случае невозможности прохода к Енисею – 5000 рублей серебром «за потерянную навигацию». Даже на таких условиях М. К. Сидоров был готов заключить контракт с ними, но к началу навигации 1865 года Оскерко умер, Норкин уплыл в Норвегию, а Никитин был арестован «по отказу от вступления в брак с девицею»1078.

Главной причиной упадка Белого поморья, где, по оценке М. К. Сидорова, «не осталось и следов русских контор, русского частного кораблестроения, русской биржи, русских заводов, фабрик, солеварен и горного промысла и даже самое рыболовство и звероловство окончательно переходит в руки норвежцев»1079, золотопромышленник-миллионер, активно использовавший патриотический аргумент и сам постоянно добивавшийся льгот и привилегий, считал отказ российских властей от протекционистской политики. Его современники, экономисты и специалисты по морскому делу, утверждали, что поморам не хватало прежде всего «предприимчивости», «современных знаний в рыбодобыче»1080 и «образования, относящегося прямо к содействию успехам в мореходстве и торговле»1081. То, что модернизаторами империи воспринималось как «техническая отсталость» поморов, было в глазах последних нормальным укладом жизни. Приверженность поморов традиционным методам природопользования, обусловленная их религиозной картиной мира, исключала саму возможность «интенсификации» их промыслов1082. Таким образом, конфликт между поморскими и иностранными рыбаками и добытчиками морского зверя был, помимо прочего, конфликтом между традиционным (поморы) и модерным (их зарубежные конкуренты) типами природопользования. Примечательно, что при этом поморы, не желая вступать в конкурентную борьбу, даже при условии оказания им финансовой и научно-технической поддержки, просили губернские и центральную власти только «в отношении запрещения норвежским подданным производить промыслы» на Мурманском берегу, Новой Земле, островах Колгуев и Вайгач – все остальное должно было сохраниться в прежнем виде1083. Коротко говоря, приверженность поморов традиционным методам природопользования исключала всякую возможность вовлечения их в модернизационные прожекты. В итоге М. К. Сидоров, по его словам, «принужден был обращаться к иностранцам потому, что в России не оказалось судов для полярного плавания и опытных для того шкиперов»1084. Во второй половине 1860-х годов он перенес поиски морских специалистов за границу.

4.2.3. «Норвежцам не следует упускать из рук этого дела»: рекрутинговая кампания М. К. Сидорова в Норвегии во второй половине 1860-х – начале 1870-х годов

В 1867 году М. К. Сидоров участвовал в Парижской всемирной выставке, где представлял собранные им и доставленные за собственный счет «естественные произведения севера» от границ Якутской области до границ Норвегии1085. По окончании выставки Сидоров объехал едва ли не все крупные портовые города Германии, Франции, Англии, Шотландии, Дании, Швеции и Норвегии с целью найти моряков, чтобы установить «удобный и дешевый путь к устьям р. р. Оби и Енисея через Ледовитый океан»1086. На следующий год М. К. Сидоров решил сосредоточить свои рекрутинговые мероприятия на одной Норвегии. Именно в это время норвежское полярное мореплавание переживало мощный подъем1087. Видный деятель ИРГО, автор программы русских полярных исследований П. А. Кропоткин отмечал в этой связи:

Смелые норвежские китобои, чувствующие себя среди льдов, как дома… совершенно неожиданно доказали, что плаванье в Карском море возможно. К великому нашему изумлению,