Белый снег, черные вороны - Чи Цзыцзянь

на спине и широко раскинувшим ноги и руки, то католический собор был связкой колокольчиков, висевших на его лодыжке. Хотя он и был привязан к ноге Фуцзядяня, но нога эта была вытянута и держалась наособицу. До эпидемии оттуда часто доносился колокольный звон. Собор был небольшим, собственно, он был сложен из кирпича и дерева и по размерам был разве что чуть длиннее и выше, чем обычное жилище, а в верхней части прямоугольных окон имелись деревянные украшения в форме полумесяца. Справа от собора вздымалась колокольня, из-за сводчатых окон она больше напоминала дымящую во все стороны трубу. Вход на территорию находился с левой стороны, форма ворот очень напоминала арку китайского храма – по центру были большие и высокие врата, а две двери пониже и поменьше располагались слева и справа. Над порталами ворот были установлены кресты. Этот собор выглядел простым и бесхитростным, смотрелся каким-то родным. В отличие от других церквей его окружал забор высотой в человеческий рост.

Добравшись до входа в собор, У Ляньдэ понял, почему люди искали здесь укрытие, – там висела табличка «Католическая лечебница». Врач приказал всем, кто был без масок, немедленно их надеть.

Главная дверь была наглухо закрыта, им пришлось долго стучать, прежде чем привратник ее открыл. За его спиной стоял, держа в руке крест, священник с изможденным лицом. Глаза его покраснели, он подкашливал, У Ляньдэ с первого взгляда понял, что тот заразился чумой. В соборе как раз служили мессу, к низкому пению гимнов то и дело примешивался кашель.

Священник был француз. У Ляньдэ на французском сообщил ему, что он является главным врачом по борьбе с эпидемией чумы в трех северо-восточных провинциях и хочет немедленно провести санитарный контроль и дезинфекцию. Если будут выявлены заболевшие, их отправят в инфекционную больницу, оставлять их в соборе нельзя, санитарный комитет надеется на его, священника, активное содействие.

Священник холодно смотрел на У Ляньдэ, губы его дрогнули, но он не промолвил ни слова.

Врач, видя, что тот молчит, еще мягче спросил, сколько человек укрылись здесь?

Священник уперся взглядом в лицо У Ляньдэ и надменно изрек: «Господь спасет нас», затем повернулся и приказал привратнику запереть дверь.

Юй Сысин, увидев закрывшиеся двери, понял, что переговоры не увенчались успехом: «Я же говорил, с этими священниками связываться себе дороже, мне кажется, надо привлечь к делу французского консула».

Врач подумал, что если французский консул сможет договориться о санитарной проверке людей, скрывающихся в соборе, то это, разумеется, будет просто отлично.

У Ляньдэ лично отправился в французское консульство, чтобы пригласить консула и разъяснить ему ситуацию. Тот хотя и не очень хотел ввязываться в это дело, но перед лицом эпидемии отказаться ему было неудобно.

На этот раз после стука в дверь перед ними предстал другой священник. Французский консул сообщил ему, что смерть от чумы на служебном посту французского врача Месни подтвердила правильность суждений доктора У Ляньдэ и действенность его методов. Сейчас граждане всех стран, находящиеся в Харбине, действуют под руководством доктора У Ляньдэ. Консул выразил надежду, что и католический приход поддержит санитарные меры. Однако этот священник, как и его предшественник, непреклонно заявил, что светские власти не должны вмешиваться в церковные дела, католические приходы подчиняются только Святейшему престолу, кроме того, у них есть всемогущий Господь, и им не требуются врачи.

Французский консул, повернувшись к У Ляньдэ, беспомощно развел руками и покачал головой, показывая, что он сделал все что мог.

Доктор же не собирался отступать. Он считал, раз собор находится на земле Китая, то во время чумы он, будучи главным врачом по борьбе с чумой, имеет право проводить проверки во всех местах, угрожающих здоровью людей. Раз не удалось договориться по-хорошему, значит, надо действовать принудительно. У Ляньдэ приказал служащим комитета немедленно занять католический собор, а если это приведет к негативным последствиям, то ответственность он берет на себя.

Юй Сысин в это мгновение словно увидел генерала Шоушаня, который после окружения русскими войсками решил умереть, но смерть не шла к нему, и тогда он приказал своему охраннику застрелить его. Правитель округа никогда не думал, что этот интеллигентный врач в душе несет такую твердость, ему стало бесконечно стыдно за себя самого.

Когда У Ляньдэ с сотрудниками ворвались в собор, то обнаружили, что внутри все обстоит намного хуже, чем они себе представляли. В этом небольшом храме собралось более трехсот человек, среди прятавшихся здесь были и прихожане, и просто люди, боявшиеся чумы. Из-за того, что с самого начала среди пришедших были зараженные, а в церкви к тому же не принимались никакие профилактические меры и люди жили скученно, чума здесь свирепствовала так, что вошедшие потеряли дар речи! Кроме нескольких десятков ранее похороненных недавно скончалось еще более двадцати человек, гробы с их телами стояли в церковном дворе, где образовалось новое городское кладбище. При этом проверка показала, что среди живых восемьдесят процентов уже заразились чумой, но продолжали сидеть вместе со всеми, петь гимны и просить небесного владыку сжалиться над ними и избавить от мучений. Сотрудники комитета провозились в соборе до самого вечера, пока наконец не отправили больных и возможно зараженных, соответственно, в больницы и изоляторы, среди них были и три священника, которые упорно продолжали оказывать сопротивление.

У Ляньдэ был крайне опечален. Ведь для него было совершенно ясно, что в отсутствие действенных лекарств большинство из обнаруженных им трехсот человек обречены на гибель. Он упустил возможность спасти много жизней.

У Ляньдэ приказал отвезти два с лишним десятка гробов на загородное кладбище и там сжечь. С учетом того, что большинство умерших были христиане, во время кремации перед гробами поставили крест. Помимо прочего, комитет провел в соборе полную дезинфекцию. Когда закончили с этими делами, уже начало светать. Врач сел в карету и отправился домой. Под мелодичный перестук копыт глядя, как на востоке занимается свежее и сверкающее, словно сливочное масло, утро, У Ляньдэ подумал о том, как много людей еще распрощаются с рассветом, и слезы окропили его воротник.

Те из сотрудников комитета, что жили в Фуцзядяне, и подумать не могли, что увидят в католическом соборе Ди Ишэна. Евнух прижимал к груди грязную-прегрязную желтую кошку, а на затылке у него по-прежнему болталась косичка. Он был уже не столь упитан, как прежде, от истощения его щеки ввалились, в уголках глаз залегли морщины, мешки под глазами набрякли словно фонарики, от него, казалось, остались кожа да кости. И хотя вид у евнуха был весьма истощенный, но он был одним из немногих спрятавшихся в соборе, кто не обнаруживал признаков чумы, и потому его отправили на изоляцию в вагон. О чем бы его ни спрашивали, он не отвечал, и лишь когда садился в повозку, чтобы отправиться в Лянтай, открыл рот и спросил: «Сколько людей умерло снаружи?»

Хотя Ди Ишэн изменился внешне, голос его остался прежним – дребезжащим и женоподобным. Ему ответили, что умерло уже несколько тысяч человек. У него радостно сверкнули глаза, дрогнули уголки губ и выдавилась улыбка, он правой рукой приласкал пригретую на груди кошку, с довольным видом бросил ей: «А я что говорил…» – и сел в повозку. Когда евнух гладил кошку, знакомые с ним горожане заметили, что его руки, которыми он по своей прихоти забирал у лавочников еду и которые раньше были такими полными, что каждый палец напоминал яркую свечу из белого воска, теперь словно иссохли и стали напоминать когти орла, жилистые и костлявые.

Санитар, занимавши ся дезинфекцией собора, возмутился: «Гляньте на это отродье, как он обрадовался, услышав о множестве умерших, ждет не дождется, чтобы весь Фуцзядянь вымер и в этом мире остался он один. Тьфу!»

Этот человек был прав. С того момента, как Ди Ишэн смог укрыться в католическом соборе, он стал мечтать, чтобы Харбин стал мертвым городом, чтобы чума стремительно распространялась, зашла за заставы, и императорский Запретный город