Лист лавровый в пищу не употребляется… - Галина Калинкина

догнал на крылечке. И глаз озорно горел, и улыбка с умильного лица не сходила. Колчин аж и позавидовал, вот как ту благодать снискать, чтоб так-то отринуть мирское, суетное, бессонное о непересыхающем водном пути на Москву, да ночное, неизбывное, горькое о семье пропавшей. Но тут же и сам засветился той же радостью ребяческой, как и старик Буфетов, не приняв её целиком, а едва догадавшись о причине. За спиною у протодиакона на ступенях храма стоял молодец в казачьем кафтане с газырями, с черно-смоляным чубом, в цвет густой короткой бородке и нарочно не убранным под кубанку. И парень широко улыбался навстречу, переступая на ступенях в кожаных чувяках-чириках, оправляя башлык, скрученный на плечах. А ведь на службе мелькнули те газыри, да ничто не подсказало: вот оно, долгожданное верное сердце.

Филиппа Подопригору инженер поселил в своей холостяцкой комнате в геппнеровских башнях на Крестовской заставе. Прежде, правда, они зашли в колчинскую квартиру в доме Солодовникова: инженер никак не успевал, а скорее, не решался в одиночку, зайти домой, отыскать бобровую шапку. Всё откладывал трудный поход. А погоды давно подгоняли сменить фуражку на более тёплый убор. Пальто с бобровым воротником надевать не стал, слишком старорежимно выглядит по нынешней упрощенной жизни. К плотному, форменному бушлату надевал валенки и вот напялил шапку из бобра; едино по незаменимости и нужде. Сыновьи валенки нашлись и подошли новому помощнику по размеру. Понадобилось для него отыскать техническое пособие Левенталя, но книжка запропала. Филипп постоял в дверях, пока инженер, комната за комнатой, мрачно обходил свои владения. Дело, кажется, вовсе не в пропаже пособия Левенталя. Отчаявшись отыскать, проверив, гудит ли зуммер телефона, и снова заперев квартиру на неизвестное время, инженер со спутником отправились на крестовские водонапорки. Здесь устроили вторую кровать в комнате, втащили тумбочку и вбили пару гвоздей за дверью, где развешивал хозяин жилища свой гардероб, определив их под вещи гостя. Тем же днём получили добро от Исполкома на оформление помощника, имевшего похвальные характеристики от станичного комитета по работе в хуторской кузне и от слесарной мастерской города Вереи. После успели и по всем этажам конторы пройтись, осмотреть водомерную станцию, контрольный участок, ремонтную мастерскую. А на следующий день помолодевший Колчин таскал казачка на Сухареву башню, на Катенькин акведук, в сторожку завёл на Яузе, со сторожем-речником познакомил, старейшим работником местной речной флотилии. И наконец, повёл к себе на водокачку.

Ким встретил парня по-свойски, балагурил, хлопал по плечу. Ходил по кабинету, заложив руки за спину, трубно гундосил, проводил политинформацию по обстановке на станции, садился на край стола, закуривал, показно гасил бычки о глобус и медвежью лапу. Филипп во все глаза смотрел на председателя комитета, широко улыбался, понятливо кивал головой. Колчин изумлялся, куда девалась вечная угрюмость, насупленность. Обычно Федька еле кивал и тон держал, как пристав царский. Но, будучи в курсе о звонке Киму из Исполкома, решил досмотреть представление до конца, хотя за прожжённую до кратера Северную Америку и лапу Топтыгина свербело: врезать хаму. Колчин расценивал Федькину теперешнюю линию, как временный демарш и сам себя уговорил поддержать игру.

В цеху парень в башлыке задавал правильные вопросы, слесаря и ремонтники с пристрастием выпытывали: кто таков, откуда взялся, на что взят. Вердикт выдали: дошлый, задачный. Перед первым рабочим днём, с его насущными переходами от одного объекта до другого, затрудненными нынче снеговыми заносами, льдистой дорогой у реки, сговорились раньше лечь, выспаться. У Филиппа голова кругом от событий двух дней, как в Москву приехал. Но только Колчин предложил прежде зайти в один дом по делу, там мог отыскаться учебник. Они пошли Алексеевской слободой к храму Илии Пророка. Тем же временем Ким Хрящёв решительно направился в трудовую школу к Несмеянову: до Рождества нужно разогнать поповский парад из приютской церкви.

Когда Колчин с новым знакомцем подходил к чугунным воротам дома Лантратовых, издали донеслись крики и ругань. Собаки молчали, давно в округе собачьего лая не слыхать. Петухи и вороны подавно замолкли в стужу. А вот человеку в метельный морозный вечер всё не жилось мирно. Возле церковной горки темнота стояла первородная, вдоль кладбищенского забора пришлось идти на ощупь. И в конце спуска, у тупика, почти напротив дома Лантратовых горел одинокий фонарь на кривой рассохе. Войдя в распахнутую калитку, приметили зелёный свет лампы справа от крыльца и двоих препирающихся у двери людей. Мужик в тощей шинельке и с замотанной шарфом головой тащил дверь на себя. В слабом свете веранды показалась напихтеренная старуха, державшая дверь изнутри и упиравшаяся ногами в порожек. Борьба шла не на равных, но мужик, завидев подкрепление, отпустил створку. Дверь захлопнулась, потом приоткрылась. С веранды наблюдали за остановившимися в палисаднике, тремя запорошенными фигурами.

– Права не имееют не пущать. Правильно Совнарком…постановил… скоро всю буржуазию низведём. Кхе, кхе… Кажный дом буржуйский пометим…кажный… На ворота вам жёлтые билеты навесим… Верно говорю, товарищи? Кхе…

Колчин вплотную приблизился к человеку в шинели. Строго спросил:

– Кто таков?

– Супников, квартхоз. А вы, товарищи, кем будете? Кхе, кхе…

– Мы свои. Местные. А хозяева где?

Дверь скрипнула и прикрылась плотнее.

– Там они, тама… Да не пущают. А я не дам им спекульничать!

– Ну, раз отворот, то иди до ворот. А мы попробуем.

Колчин поднялся на крыльцо. Дверь приоткрылась и впустила гостя. Парень в башлыке повернулся к квартхозу:

– Прощай, дядя. Не простудись.

И тоже поспешил на крыльцо вслед за инженером. Дверь и его впустила.

– Ну, глядите, кабы окромя флигеля…кхе, кхе… и дома не лишились. Обложим буржуев со всех сторон, чтоб у их охота отпала буржуями быть. Твой день, а моя ночь…

По веранде шёл навстречу встревоженный Лавр, спрашивая Липу, что за шум под окнами. Липа из-под руки вывернулась, исчезла. «Мир вам». «С миром принимаем». Лавр забрал одежду у обоих гостей и радостно пригласил пройти в дом. Про Супникова все тут же забыли. С ним встретилась Вита, свернувшая с Горбатого мостика на улицу с одним фонарём. В метели они не узнали друг друга и разошлись, не кланяясь.

Когда Лавр усадил гостей на кухне и поставил самовар, подоспела и Вита. Снова знакомились, рассказывали про стычку с квартхозом.

– А что за персона?

– Да, кверулянт один, сутяга. Должность у него такая – мытаря.

Пришедшие спрашивали, что за старушка в дверях с квартхозом боролась.

Тут-то и появилась Липа.

Гости поднялись, раскланялись. Хозяева-домочадцы, не подавая виду, обменялись между собой изумленными взглядами. Девочка встала на каблук. Синяя расшитая по кайме юбка вилась фалдами