Дассария - Абай Тынибеков

царские символы. Во второй половине дня высочайшие особы уже определились в сроках объединённого выступления. Каждый из них назвал число выставляемых войск. Помимо воинов племён исседонов, стотридцатитысячная армия должна была собраться через десять дней у северных границ массагетов.

Глава вторая

Тимей, вернувшись от царя, находился в своём шатре. Тихо вошла Тафуц, подошла к нему, опустилась на колени и протянула ему чашу с молоком. Прервав свои думы, он взглянул на неё и, прежде чем принять чашу, задержал свои руки в её тёплых мягких пальцах. Она вскинула голову, внимательно осмотрела его лицо и заглянула ему в глаза, проникая взором в самую душу.

– Беглянка ты моя, – прошептал он, нежно провёл ладонью по её щеке и опустился рядом с ней, отпивая душистый напиток.

Женщина тут же прильнула к нему, сжимая пальцами его руку.

– Начинается великий поход. Я ухожу вместе с братом. Ты знаешь, что к нам подошёл сильный и многочисленный враг. Он уже очень близок. Нам следует остановить его и обязательно разбить. Прости за то, что я так и не успел найти твоего отца. Мои люди осмотрели в горах всё, что смогли, но сколько и как они ни старались, никого там не обнаружили. Они, конечно же, продолжат поиски и без меня, вот только чем они завершатся, пока никому не известно. Быть может, он ушёл обратно, на другую сторону хребтов? Как ты полагаешь? Он ведь опытный охотник и точно знает, где обитает зверь, – с сожалением произнёс Тимей, высвободил руку, обнял её за хрупкие плечи и сильнее прижал к себе.

– Не знаю, Тимей. Могло и такое случиться с ним, – печально вздохнув, ответила Тафуц.

– Вот и я думаю о том же. Иначе его нашли бы уже давно. Очень трудно скрываться долгое время, когда тебя ищут умелые в этом деле люди. Знаешь, Тафуц, нужно просто надеяться на то, что он в полном порядке. Не следует сильно тревожиться за него. Вот увидишь, однажды он сам объявится, – как мог успокаивал её Тимей, стараясь не лишать её веры в скорую встречу с отцом.

С каждым днём Тафуц всё лучше и лучше овладевала сакским языком и уже хорошо понимала его и изъяснялась. Тимей удивлялся такой её способности, вспоминая себя в подобном положении, когда, очень часто допуская путаницу в сакских словах, он старательно и подолгу заучивал и запоминал все поправки, стремясь впредь не совершать ошибок, и делал это порой излишне рьяно и слишком ретиво, чем вызывал добрый смех у Дассарии. Она же была совершенно другой и гораздо быстрее усваивала язык, подхватывая почти на лету каждое новое слово и уже через миг правильно и к месту используя его в своей речи, тем самым восхищая детей и приводя в восторг женщин.

Каждый раз, делясь рассказами о её успехах с Дассарией, Тимей радовался тому, с каким интересом он слушал его восторженные речи и как уважительно воспринимал её даровитость и особо подчёркивал её способности. Но приятнее всего ему было улавливать почтительное отношение брата к этой женщине. Тимей всячески давал ему понять это, с благодарностью вспоминая тот день, когда Дассария разрешил оставить Тафуц.

Прошёл без малого год. Из разговоров с Тафуц Тимей со временем узнал о её принадлежности к одному из племён динлинов, которые всегда обитали по соседству с народом юечжи, размещавшимся за высокими горными хребтами, расположенными на востоке сакских земель. Пришедшие в их края могущественные племена хуннов вытеснили их на юго-запад, к самым подножьям гор. Начались голод и лишенья. Многие подались в чужие земли, но её племя осталось на месте, кормясь тем, что добудет.

Будучи единственным ребёнком в семье, она стала перенимать от отца навыки ведения охоты и уже довольно скоро овладела многими знаниями и умениями в этом деле. После смерти матери стала сама выходить на промысел зверя. В один из таких дней её поймали чьи-то вооружённые люди. Так она оказалась в неволе и только там поняла, что захватившие её воины были согдийцами. В начале прошлого лета её в числе нескольких женщин, таких же как и она рабынь, выделили на работы на дамбу для готовки пищи охранявшим её отрядам. Вот там-то, больше не выдерживая унизительного рабского существования и частых домоганий мужчин, она решила сбежать, но подходящего для этого случая ей долго не представлялось.

Однажды вечером один из воинов, насильно закинув её на лошадь, повёз к реке. Ей было понятно, чем должно закончиться это похищение, но с самого начала пленения она определилась в своём поведении на такой случай и предпочла позору смерть. Ей удалось вырваться из его грязных объятий и броситься в воду. Попав в речную пучину, в душе и мыслях попрощавшись с жизнью, она вдруг увидела одинокого всадника на другом берегу и с последней надеждой на спасение подала голос. Этим человеком, её благодетелем, оказался он, Тимей.

Теперь в её судьбе всё изменилось. То, как она жила прежде, уже воспринималось ею как нечто чужое и не связанное с нею, и только постоянная тоска по родителям, людям, столь дорогим её сердцу, напоминала ей о прошлом.

Слабый огонёк тускло освещал шатёр, подрагивая от дуновений ветерка, свежими вечерними порывами свободно залетавшего внутрь при откинутом входном пологе.

– Возьми меня с собой. Я ведь не могу без тебя, – тихо попросила Тафуц, вновь заглянув в глаза Тимею.

– Я бы взял, но нельзя. Это война. Вдруг я потеряю тебя, тогда что? – он нежно погладил её по волосам и ещё крепче прижал к себе. – На какое-то время мне придётся думать только о ней, а если ты будешь рядом, то я не смогу этого делать и подведу брата. Ты знаешь, он всегда спрашивает о тебе и радуется тому, что у нас с тобой всё хорошо.

– Вот видишь, он желает нам добра, а это значит, что мы всегда и везде должны быть вместе, – с надеждой произнесла она и, слегка отстранившись, обвила его шею руками, не сводя глаз с его лица.

– Даже если я и возьму тебя с собой, мы почти не будем видеться. Там всё обстоит по-другому, совершенно иначе, нежели в обычной мирной жизни, и тем более гораздо опаснее для любого человека, не говоря уже о женщине, которой будет ещё сложнее пребывать в тех невыносимых условиях. Ты ведь наслышана о том, что в каждом военном походе везде и всюду льётся кровь как своя, так и чужая, слышны стоны тысяч раненых и изувеченных людей.