Расколотая корона - Виктория Холт

если бы народ Аквитании умолял его стать их герцогом. Он бы сказал: «Что я могу поделать? Нам нужен мир в Аквитании. Народ хочет меня. Они требуют меня. Они не хотят Ричарда». Как забавно! Ричард, великий воитель! Ричард, который не может удержать Аквитанию в повиновении!

Бертран де Борн подкрался чуть ближе и коснулся рукава Генриха.

— Можешь попробовать, — сказал Генрих.

— Я сделаю это! — вскричал Бертран де Борн. — Я подниму всю Аквитанию, и она будет требовать, чтобы Генрих стал ее герцогом.

Генрих на мгновение замялся.

— Зачем ты это делаешь? — спросил он.

Поэт склонил голову.

— Потому что я люблю вас, — сказал он.

Генрих улыбнулся — не то чтобы ему это было неприятно.

***

— Так ты теперь уезжаешь? — спросил Филипп у Ричарда.

— Я нужен в Аквитании.

— Они все еще бунтуют против тебя?

— Так было всегда. Пока я там, я могу поддерживать хоть какой-то порядок. Когда я уезжаю, они становятся слишком дерзкими.

— Говорят, ты безжалостен, Ричард, жестокий правитель. Это так?

— Я полон решимости поддерживать порядок, если ты это имеешь в виду.

— Отныне и вовеки я буду считать тебя своим братом. Ты спас мой трон.

— Не думаю, что у тебя будет больше проблем с мятежными подданными.

— Нет. Филипп, граф Фландрский, знает, что он побежден.

— Остерегайся его.

— Непременно.

Филипп поднял глаза на Ричарда. «Как же он высок, как великолепен!» — подумал он. Он никогда не видел человека, от которого исходило бы такое ощущение мощи.

— Мне горько, — сказал Филипп, — что ты должен уехать. Я бы устроил пиры, турниры, чтобы развлечь тебя.

— Увы, моя доля не для таких развлечений.

— Ты должен защищать свое герцогство. Но знай, я твой друг и брат.

— Я буду помнить об этом.

Король положил руку на плечо герцога.

— Я буду ждать скорой встречи с тобой, — сказал он, и голос его слегка дрогнул. — И не будет мне покоя, пока она не состоится.

Их взгляды встретились, и несколько мгновений они смотрели друг на друга. Затем Филипп взял руку Ричарда и поцеловал ее.

***

Король не хотел покидать Англию, но когда ему удавалось следовать собственным желаниям? Его присутствие требовалось за морем, и он должен был проститься с Алисой. Как она повзрослела за последний год! Она больше не была ребенком. Он любил ее свежую юную невинность, но в каком-то смысле был рад видеть, как она взрослеет; он был влюблен в нее как никогда, что, возможно, было признаком того, что он стареет. Даже самые неутомимые мужчины с годами сбавляют пыл, а верность одной женщине — это то, что приходит с возрастом.

Его решимость удержать ее была сильна как никогда. Он говорил себе, что не может по чести позволить женщине, родившей ему дитя, стать женой его сына. Более того, он был уверен, что кто-нибудь непременно узнает тайну и будет готов использовать ее против него. Правда же была в том, что он хотел оставить Алису себе. Он хотел остепениться с Алисой. Он хотел, чтобы его семья была рядом — любящая, нежная жена, какой стала бы для него Алиса, и сыновья, готовые поддержать его во всем. Таковы были семейные радости, на которые всякий человек — будь то король или крепостной — имел право. Неужели он просил слишком многого?

Государственные дела всегда вставали между ним и его желаниями. Он всегда должен был спрашивать себя, что хорошо для Англии или для его заморских владений, прежде чем думать о собственных нуждах. Сейчас он хотел остаться с Алисой, но должен был пересечь море, ибо там ждала работа. Было крайне важно поддерживать добрые отношения с ее братом, королем Франции, а лучше всего этого можно было добиться, заключив какой-нибудь договор между юным Филиппом и графом Фландрским.

Фландрия была не в том положении, чтобы диктовать условия, и оказалось нетрудно добиться от графа обещания возместить причиненный им ущерб.

Аквитания очень занимала мысли короля, и пока он занимался французским соглашением, из Бретани прибыл Джеффри. Джеффри был обходителен и славился изысканными манерами, и королю пришло в голову, что он станет хорошим посредником между Ричардом и теми рыцарями, что затевали смуту в Аквитании.

— Поезжай в Аквитанию, сын мой, — сказал король. — Поговори с этими дворянами, изучи их жалобы и попытайся достичь взаимопонимания между ними и твоим братом Ричардом. Укажи им, что только при дружбе между ними в Аквитании может быть мир.

Джеффри отправился в путь. Прирожденный интриган, он постоянно размышлял, как бы обернуть все в свою пользу. Он слышал некоторые песни Бертрана де Борна и верил, что народ Аквитании не примет Ричарда, но будет готов поставить его брата Генриха своим герцогом вместо Ричарда, так что Джеффри казалось, что у Генриха есть хороший шанс одолеть Ричарда, а он, Джеффри, хотел быть на стороне победителя. Поэтому вместо того, чтобы исполнять приказ отца, он интриговал в пользу Генриха, превознося добродетели своего брата и объясняя дворянам Аквитании, насколько счастливее они будут под властью Генриха, чем Ричарда.

Король, тем временем, заключив договор между королем Франции и графом Фландрским, обратил свое внимание на Аквитанию. Он вошел с войском в герцогство и созвал собрание тех, кто восстал против Ричарда, с целью договориться с ними. Поскольку эти мятежники верили, что вот-вот свергнут Ричарда и поставят на его место Генриха, они отказались явиться на встречу.

Так и вышло, что из-за интриг Генриха Молодого и Джеффри ни одна из сторон не знала, к чему стремится другая, и воцарилась полная неразбериха. Тем временем Генрих Молодой прибыл в Лимож, где его приветствовали как нового герцога. Он принял оммаж от народа, а затем двинулся дальше, чтобы присоединиться к своему отцу и Ричарду, которые понятия не имели о том, что он натворил.

Оказавшись лицом к лицу с отцом, Генрих не смог объяснить, что его приняли как герцога, и когда король сказал ему, что он прибыл как раз вовремя, чтобы принять участие в подавлении восстания против Ричарда, у него не хватило духу поступить иначе, как присоединиться к ним.

Народ Аквитании, естественно, был в замешательстве. Генрих, которого они считали своим новым герцогом, теперь сражался вместе со своим отцом и братом Ричардом, чьей целью могло быть только утверждение власти Ричарда.

Генрих Молодой знал, что так будет всегда. Он никогда не