Сад чудес и волшебная арфа - Джанетт Лайнс

Неожиданно для самого себя Арло отложил трубку, вскочил со стула и заявил, что «тоже прогуляется с дамами».

Дот Тикелл захихикала.

– Лет сто, парень, меня уже не называли дамой.

Арло схватил пальто, шарф и шерстяную шапку и подхватил мать под руку, к ее великой радости.

Они ушли.

Пока компания собиралась да пересмеивалась, Аллегра Траут уснула на обморочной кушетке. Все-таки бедняга еще не до конца выздоровела. А доктор Миньярд крайне неодобрительно отнесся бы к тому, что она принимала столь деятельное участие в этой бурной встрече. Он-то прописал больной не волноваться и больше отдыхать. Однако весь этот день ни в малейшей степени не соответствовал его предписанию.

Лаванда поправила одеяло и прикрыла спящей плечи.

Роберт и Лаванда остались сидеть одни под приглушенное воркование огня, убаюкивающее сильнее всего на свете.

Говорили они очень тихо, чтобы не потревожить Аллегру.

– Вы на удивление спокойно, даже оптимистично отреагировали на новости об отце, – почти прошептал Роберт. – И, похоже, они вас нисколько не ошеломили и не вызвали недоверия.

– У отца были тайны, – призналась Лаванда. – А не ошеломили… мистер Траут, если арфа играет сама по себе, а ее струны перебирает мать-призрак, то известие о матери во плоти, о госпоже Тикелл, воспринимается куда менее ошеломляющим.

Роберт тихонько рассмеялся.

Аллегра громко всхрапнула.

Часть IV

Листья, трава и бутоны роз

Срывайте розы поскорей,

Подвластно всё старенью,

Цветы, что ныне всех милей,

Назавтра станут тенью.

Роберт Геррик. «К девственницам: не упустите время»[38]

Глава 28

Аллегра ела. Ела и крепла. Выздоровление пророчицы ускоряла и ее безграничная благодарность Софи, запасы еды у которой, казалось, были бесконечны. А также собственная решимость Аллегры, набравшись сил, все-таки дать последнее представление в их деревне. Гонорар от него пойдет на создание ее конного цирка. Доктор Миньярд настойчиво советовал Аллегре вернуться в дом к тете и возобновить спиритическую деятельность. Ему пока не говорили, что пациентка твердо вознамерилась сменить род занятий. Это беспокоило Лаванду, она считала, что Варну Миньярду следует сообщить об этом, поскольку интерес к пациентке у него был явно не только профессиональный и отнюдь не мимолетный.

В деревне все снова только и говорили о пророчице. Как она буквально воскресла из мертвых, подобно Иисусу в женском воплощении. И с приходом зимы волна слухов все ширилась. Но, как громогласно объявил глашатай, пророчице нужно время, чтобы полностью восстановить силы, поэтому дату мистической феерии пока не объявляли. «Слушайте, слушайте! Все имеющие уши да услышат! А я первым объявлю вам эту новость!»

– Вот и пусть себе так думает, дуралей, – хихикнула миссис Клемент Роуз, встретившись с Лавандой в мясной лавке. – На самом-то деле он, как эхо, разносит то, что всем уже известно.

Гестия Бак во всеуслышание восторженно возглашала, что, поскольку мисс Траут сама чуть не умерла, едва не перешла на «другую сторону», ей наверняка будет что рассказать на предстоящем шоу спиритических чудес.

Доктор Миньярд пришел на Пиннакл-стрит, чтобы наблюдать за отъездом Аллегры (хотя Лаванда считала, что в этом нет необходимости). Роберт, весь напрягшись, в нервном ожидании стоял у обморочной кушетки на случай, если понадобится его помощь. Лаванда сделала для всех бутерброды из маринованного говяжьего языка, и доктор, взяв один, вальяжно расположился у камина. Зимняя оттепель смягчила погоду, и настроение у него было приподнятое. Он словно бы и не торопился выписывать пациентку. Роберт, сидя на «своем» стуле с сиденьем из конского волоса, с наслаждением смаковал бутерброд, называя его самым сытным обедом в мире.

Покончив с едой, доктор достал из кармана пиджака книжку и отдал Роберту.

– «Листья травы». Полагаю, сэр, этот томик ваш? Так позвольте вернуть вам его.

Роберт был, похоже, до слез счастлив снова держать в руках любимую книгу.

– Что такое, Робби? – невнятно поинтересовалась Аллегра с набитым ртом.

Роберт прочистил горло. И ласковым глубоким голосом пояснил:

– Я продал свой томик Уитмена тому книготорговцу, мистеру Беккету, и, надо признаться, тот был очень доволен, потому что, по его словам, в этих краях Уитмен редкость. А на эти деньги купил словарь цветочного языка.

– Что? Опять цветы? Зачем, Робби? – Аллегра уже прожевала бутерброд и теперь говорила довольно резко.

– Чтобы побольше узнать, что означает каждый цветок, – пояснил Роберт, переводя взгляд на Лаванду.

– Но вы же так любите «Листья травы», – удивилась Лаванда. – Наверное, вам было больно с ними расставаться.

– Действительно, я ощутил и печаль календулы, и грусть руты.

Аллегра, сидя на обморочной кушетке, блистала вновь обретенной красотой.

– Ах, Робби, да ведь ты все равно знал наизусть всю эту чертову книгу о травяных листьях. Мог бы цитировать ее по памяти, так зачем она тебе была нужна?

– Ты не понимаешь главного, – возразил Роберт невестке. – Да, я выучил наизусть большую часть стихов Уитмена, но этот томик был со мной во время наших турне, я ощущал его в кармане или в пальцах, тонкую кожу его переплета, элегантность оформления: он был моим спутником, моим единственным утешением, моим лучшим другом.

– Мне это ни о чем не говорит, – пожала плечами Аллегра.

Доктор Миньярд слушал, забавляясь. Потом повернулся к Роберту.

– Сэр, могу я спросить, что пробудило в вас столь жгучее желание заняться языком цветов?

Роберт явно нервничал, тем более что присутствующие смотрели на него во все глаза.

– Признаюсь, что надеялся хорошим знанием языка цветов снискать расположение мисс Фитч.

– Вот я так и знала! – вскипела Аллегра. – Прямо почувствовала в тот самый момент, как мы летом сошли с поезда.

Лаванда не удержалась и фыркнула. Снискать? Она расхохоталась так неудержимо, что пришлось схватиться за каминную полку, дабы не упасть. Все уставились на нее.

– Я знал, что книга принадлежит вам, мистер Траут, – сказал доктор, отвлекая всеобщее внимание от странного веселья Лаванды, – потому что в ней было написано ваше имя. Мне и самому стало интересно, поэтому я ее купил. А прочитав, подумал, что она может быть вам дорога.

– Моя глубочайшая благодарность вам, доктор Миньярд, ведь я очень скучал по книге, – поклонился Роберт. – А что вы думаете о поэзии Уитмена?

– Она очень странная, – задумчиво произнес доктор.

Аллегра же, извинившись, отправилась наверх в спальню переодеться и через несколько минут стояла в гостиной в своей одежде и знаменитых сапожках. По ее задорному, нарядному виду никто бы не догадался, что еще недавно она стояла у врат смерти. Но,