Сад чудес и волшебная арфа - Джанетт Лайнс

Грезя о красном бархате и размышляя, как пристроить к делу «трико пророчицы», Лаванда чуть не забыла о дне рождения Арло Снука. Шестнадцать лет! И вспомнила об этом только потому, что неожиданно для самой себя взяла с полки в гостиной мамину тетрадь по садоводству. Цветоводу никогда не рано мечтать о весне. Из блокнота выпорхнул маленький, размером с кулон-камею, набросок лица Арло, явно нарисованный тоже госпожой Тикелл, в ее безошибочно узнаваемом стиле. Лаванда смутно помнила, что давным-давно сунула набросок между страниц блокнота, да так и забыла о нем.

Она быстро распланировала праздник для единокровного брата (название было для нее новым, а ощущения – прежними, потому что она всегда относилась к Арло как к брату и считала его членом их маленькой семьи). Разослала приглашения в гости нынче вечером: госпоже Тикелл, доктору Миньярду, Софи, миссис Клемент Роуз. Народу много, но они славно повеселятся. Как же быстро пролетел февраль! Роберт Траут прислал симпатичную валентинку с незабудками, но без слов, только со своим именем. Лаванда забеспокоилась, что такая скупость в открытке говорит о чем-то неблагоприятном – например, что он отстраняется от нее, собираясь покинуть их деревню. Аллегра ведь умела убеждать. Может, она уговорила его вместе заняться конным цирком? Но все это были только предположения да подозрения, а деревенский глашатай никаких новостей не сообщал.

Новое воплощение алого плаща позволило Лаванде купить необходимых продуктов на день рождения Арло. А в бакалейной лавке она очень удачно столкнулась с доктором Миньярдом. Он уже прислал записку с обещанием прийти на их домашний праздник, но кое-что требовалось уточнить.

– Доктор, давайте выпьем по чашечке в чайной дальше по улице?

Миньярд вынул часы на цепочке и сказал, что полчаса до визита к больному у него есть.

Пожалуй, получаса не хватит. Они сели, между ними встал чайник, и Лаванда нырнула в волны своих мыслей.

– Вам следует кое-что знать о мисс Траут, – начала девушка.

У доктора от чайного пара запотел монокль. Миньярд ждал. Лаванда собралась с мыслями.

– Аллегра Траут меняет обличье в зависимости от своих планов. Как чародейка, как иллюзионистка. Сегодня она еще Аллегра, а завтра может быть уже кем-то другим.

– Скорее, как подменыш, дикая кошка, – заметил доктор. Диагноз его ничуть не огорчил.

Часы на стене чайной резвыми лошадками побежали вперед.

– А ведь вы привязались к этой дикой кошке, доктор, верно?

– Мы о многом разговаривали, – задумчиво произнес Варн Миньярд. – Аллегра на многое открыла мне глаза, можно сказать, основательно меня просветила.

Лаванда добавила сахару в чай. Ее комплекция это позволяла.

– О делах неземных?

– Об очень даже земных. О времени, оставшемся нам на этой земле. В моем возрасте оно летит, словно пуля, катится, будто тележное колесо с горки. Аллегра же заставила меня вплотную задуматься над тем, как лучше прожить оставшееся время.

Да, медлить больше нельзя. Лаванде оставалось только надеяться, что новости, которые она собиралась сообщить, не сокрушат беднягу врача, давнего друга ее семьи, но и утаивать правду не стоит, иначе в дальнейшем это может причинить ему сильную душевную боль.

– Аллегра свое оставшееся в обозримом будущем время намерена посвятить лошадям и путешествиям по всему миру с труппой наездников. Своего рода цирк. И она, разумеется, будет организатором всего предприятия.

У доктора выпал монокль.

– Восхитительно, – произнес он.

– Вы не… разочарованы, сэр? Вы не… не порицаете?

Он глотнул чаю и рассмеялся.

– Порицать? Зачем? Аллегра настолько одаренная женщина, что, как я, кажется, сказал тогда на катке, мало чего не умеет, а добиться может еще большего.

– А сама она вам ничего не говорила? – удивилась Лаванда.

– Аллегра была очень увлечена работой, – сказал доктор. – Но в нашу последнюю встречу несколько дней назад дала понять, что скоро покинет эти края.

– А Роберт? – Лаванда чуть не пролила чай. – Он тоже уедет?

– Об этом она не говорила.

– Ее настоящее имя Корди Рагглз, – добавила Лаванда.

– Что ж, буду знать.

Десятилетия работы врачом, безусловно, выработали у него недюжинное самообладание.

До визита оставалось совсем мало времени.

– Доктор, я должна спросить: вы знали все эти годы, что у нас с Арло один отец? А его мать – госпожа Дот Тикелл?

Варн Миньярд вздохнул.

– Медики, Лаванда, всегда хранят чьи-нибудь тайны. Да, знал. Я ведь и помог мальчику появиться на свет. Мчался для этого в Гананок по ухабистой дороге, чуть двуколку не опрокинул и лошадь не загнал. И отец твой там был. Он хотел, чтобы ты и Арло узнали правду. В свое время. «Однажды мальчику станет любопытно, – сказал твой отец, – и правда выйдет наружу». Госпожа Тикелл тоже считала, что мальчик должен все узнать, но только когда достигнет определенного возраста.

– Ну, или раньше, в силу непредвиденных обстоятельств – например, из-за внезапной смерти отца, – заметила Лаванда.

– Тайны подобны воздушным шарам на пикнике. Отпускать их следует в нужное время, – сказал Варн Миньярд.

Лаванда задумалась над аналогией, которая показалась ей не совсем уместной.

Доктор сказал, что ему пора к пациенту. Но прежде чем допить чай, тоже задал вопрос, видимо мучивший его.

– Лаванда, а почему ты вдруг сочла нужным рассказать мне о мисс Траут-Рагглз?

– Я знаю вас с тех пор, как играла в куклы в аптеке и прыгала в саду, – ответила девушка. – Даже до того, как облачком вплыла в мамины сны. Вы всегда были там, еще до меня. И мне бы очень не хотелось, чтобы вас обидело какое-нибудь… лукавство мисс Траут.

Доктор обмотал шарф вокруг шеи.

– Я не верю, что провидица способна мне навредить или может что-то замышлять против меня.

Лаванда замерла в изумлении.

– Тогда, прежде чем вы уйдете, доктор, позвольте спросить: как, после стольких немощей, стольких смертей, что вам довелось видеть, вы сохраняете такой жизнерадостный оптимизм, такую веру в человеческую добродетель?

Варн Миньярд задумался и улыбнулся.

– Если мои надежда и оптимизм когда-нибудь меня покинут, Лаванда, то останется только камень на шею да прыгнуть в бурлящие воды Мойры. И, признаюсь, хоть я уже весьма немолод, но вот и для меня настала романтическая полоса.

От волнения его лицо побагровело и почти сравнялось цветом с поврежденной щекой Роберта Траута.

Лаванда тоже поднялась. Перед тем как выйти из-за стола, она машинально заглянула в свою пустую чашку. Чаинки на дне сложились в фигуру, не вызывавшую сомнения: сердце.

Глава 30

Лаванда решила пригласить на день рождения Арло и Траутов. Присутствие Аллегры гармонично вольется