Душа Лахора - Читра Банерджи Дивакаруни

Предводитель панчей докладывает, как Лал и Тедж снова и снова выдавали врагу, где именно стоит наша армия, как солдатам приказывали отступать каждый раз, когда они начинали побеждать. За последние несколько дней воины не ели ничего, кроме сырой моркови, потому что Гулаб не прислал ни солдат, ни припасов.

– Люди голодают, они охвачены унынием, – заканчивает командир. – Вы должны нам помочь.

Я с трудом сдерживаю слезы. О мой Саркар, до чего же я довела твою гордую армию! Даже в приступе самого буйного гнева такого я не хотела. Мне хочется выразить свое сочувствие, но я знаю, что от этого станет только хуже.

Лихорадочно соображаю, как быть, и наконец вспоминаю историю, которую Саркар рассказал мне про Саду Каур. Собравшись с духом, я снимаю нижнюю юбку, бросаю ее через ширму и кричу:

– Отдайте мне свою одежду и возьмите мою! Вы отдыхайте во дворце, а я поеду в бой вместо вас и погибну как настоящий солдат хальсы.

Воцаряется пугающая тишина. Вдруг они от ярости нападут на меня – или, хуже того, на невинного Далипа?

Потом кто-то кричит:

– Сразимся! Пусть мы умрем, но заслужим славу! С радостью отдадим жизни за нашего махараджу, наш Пенджаб и нашу Май.

Я выхожу и благодарю командиров за верность. Присылаю им лучший обед, который только могут приготовить дворцовые повара. Велю слугам погрузить всю еду из крепости на телеги и отправить на фронт вместе с панчами. Они уезжают, благословляя меня, а я знаю, что послала их на гибель.

* * *

Большинство наших гонцов уже убиты, так что новости ко двору приносит сам Автар: война проиграна.

Когда он заканчивает свой рассказ о последней битве армии хальсы, у всех на глазах слезы. Но вскоре несколько придворных уже торопятся уйти. Понятно, что они побежали договариваться с британцами, которые скоро прибудут в Лахор. А я посылаю за Далипом. Последний раз сажусь на трон, держу сына на коленях и прошу Автара снова рассказать, как храбро наши солдаты сражались при Собраоне за своего правителя и родину.

– Наши войска оказались в ловушке между разлившейся рекой Сатледж и британской армией, – говорит Автар. – Они стреляли, пока не закончились снаряды. У солдат оставался только один понтонный мост, чтобы вернуться в лагерь. В разгар битвы трус Тедж решил сбежать. Он пытался убедить других сардаров сделать то же самое, но они отказались. Тедж позорно бросил своих солдат, сбежал по мосту и уничтожил его. Тогда Шам Сингх Аттаривала оделся в белое и сказал своему конюху: «Отправляйся передать моей семье, что Шам Сингх домой не вернется». Он поклялся на «Гуру Грантх» сражаться до конца. Его товарищи-генералы – Гулаб Гупта, Топи, Мубарак Али, Наваз, Кишан Сингх – твердо стояли рядом с ним, отражая атаки иностранцев, пока не пали. Ни один солдат не сдался. Даже британским генералам пришлось признать храбрость противника. Саркар гордился бы тем, как отважно сражалась его драгоценная армия хальсы, несмотря на предательство вождей при Собраоне.

* * *

Победившие британцы твердо намерены нас унизить. Они настаивают на том, чтобы Далип со всем двором отправился в деревню Луллиани вручить генерал-губернатору ключи от Гобиндгарха и Лахора. Мне запрещено их сопровождать. Далип на своем слоне смотрится таким маленьким и испуганным, что я умоляю Нуруддина, единственного придворного, которому я доверяю, поехать с ним. Я успокаиваюсь только после того, как британская кавалерия провожает делегацию обратно до форта. Я рада, что сын в безопасности, но меня не может не возмущать, что англичане делают вид, будто великодушно вернули Далипу его царство.

Позже Автар рассказывает мне, как позорно наши придворные позволили разорвать на части родной Пенджаб. Британцы забрали наши лучшие земли между Сатледж и Беасом и потребовали в качестве репараций невероятную сумму в полтора крора[74] рупий. Таких денег мы заплатить не могли, и тогда иностранцы забрали Хазару и Кашмир, а потом продали их Гулабу Сингху. Таким образом, предатель Гулаб стал правителем Джамму и Кашмира и сохранил все богатства Сухета, которые полагалось передать дурбару. Лала и Теджа тоже вознаградили за предательство: они сохранили посты визиря и командующего. Еще больше меня возмущает, когда я слышу, как наши придворные – все сплошь лизоблюды – вынесли из Гобиндгарха главные пенджабские сокровища, чтобы продемонстрировать их Хардингу. Как Кохинур, великий бриллиант Саркара, наследие моего сына, весело передавали друг другу иностранные генералы, будто какую-то безделушку.

Но что разрывает мне сердце, так это судьба нашей армии. Большинство отрядов распустили, остальным велели перебраться через Рави. Многих заперли в лагере Шахдара. Сикхским солдатам запрещено входить в Лахор. Бездомные и голодные, любимые Саркаром подразделения горчарахов бродят по сельской местности. На их место в город пришел британский гарнизон – что обошлось нам в немалые деньги, – и по стенам крепости гуляют английские солдаты.

– Почему мы так быстро сдались иностранцам? – возмущаюсь я. – Я советовала дурбару отложить переговоры и призвать наши армии из Райбана, Пешавара и Мултана. Тогда у нас было бы больше солдат, чем у Хардинга. Но трусливых придворных интересует только собственное благосостояние.

– Тише, Май, – предупреждает меня Автар. – У британцев – или их шавок – везде шпионы. А уж за вами точно наблюдают. Будьте осторожны, прошу вас. Ситуация может стать хуже.

Я обещаю быть благоразумной ради Далипа, но во мне все кипит, когда я вижу, как британский агент Лоуренс разгуливает по крепости с таким видом, будто она ему принадлежит. Теперь я регент только номинально: меня заперли в зенане и больше не пускают в Диван-и-Аам. Все государственные решения принимает послушный совет, собранный британцами. Вельможи не смеют и словом возразить Хардингу. Я надеюсь только на то, что в конце года, когда британский гарнизон, согласно договору, должен уйти и нам вернут самоуправление, мои дела улучшатся. Когда меня просят появляться на публике во время какого-нибудь мероприятия, я сохраняю молчание и не поднимаю покрывала. Вероломные иностранцы не увидят моего лица.

Но, наткнувшись во дворе крепости на Лала, я не могу удержаться. Я плюю в него и говорю:

– Мне стыдно, что я любила такого предателя. Пусть тебе принесут проклятие те богатства, которые тебе швырнули твои британские хозяева, – богатства, залитые кровью хальсы.

Лал пытается прийти ко мне в Шиш-Махал, но я строго-настрого приказываю его не пускать.

Возможно, мои слова вызвали у предателя стыд, потому что он находит союзника, шейха Имамуддина из Кашмира, и уговаривает его восстать против британцев. Но уже слишком поздно: британцы легко побеждают Имамуддина,