Душа Лахора - Читра Банерджи Дивакаруни

* * *

В конце года я с отчаянием узнаю, что дурбар планирует попросить британский гарнизон остаться. Я требую встречи с придворными и прошу их передумать.

– Не отдавайте нашу родину иностранцам. Не становитесь их вассалами. Наши храбрые солдаты вернутся, если мы их позовем. Они снова соберут армию хальсы и защитят Пенджаб, как делали всегда. Я готова служить посредником между ними и вами.

Но британцы тайно обещали придворным поместья и титулы, и жадность побудила вельмож у меня за спиной подписать Бхайровалский договор. Лоуренс становится резидентом и губернатором Пенджаба, и могущества у него теперь больше, чем у всего совета. Британский гарнизон остается, и ему платят двадцать два лакха рупий в год. Далип становится подопечным британского правительства – будто он сирота! А я? Мне назначили жалкую пенсию и еще больше ограничили свободу передвижения вне зенаны.

От ярости я забываю собственное обещание Автару, шлю тайные послания гражданам Лахора и рассказываю, как плохо обходятся со мной, с Матерью хальсы. Я побуждаю соплеменников сопротивляться иностранцам: это наша земля, а не их. Люди шепотом передают друг другу мои послания, которые будоражат народ. Во многих местах начинаются восстания. Если британских солдат застают поодиночке, на них нападают. Как-то раз несколько англичан поколотили коров, которые встали у них на пути. За это толпа местных побила иноземцев камнями. Лоуренс наказывает тех, кто участвовал в избиении, одного вешает на глазах у собравшихся. Тем самым он восстанавливает против себя еще больше людей.

Среди бунтовщиков есть человек по имени Према, которого лишил имущества Гулаб Догра. Према связывается со мной через одного из моих клерков. «Я готов убить предателя Теджа Сингха и Лоуренса», – пишет он. Мои сбережения сильно сократились, но я все-таки собираю денег и шлю ему. Према тщательно разрабатывает план, но в последний момент его ловят. Даже под пытками он отказывается назвать британцам имя своего покровителя, но те все равно обвиняют в заговоре меня.

За Автаром теперь тоже постоянно наблюдают. Он приходит все реже, но с помощью Манглы набирает себе в агенты и обучает группу храбрых женщин. Мне дают пароли, с помощью которых я могу опознать участниц отряда. Эти женщины в состоянии свободно перемещаться под видом парикмахеров и швей, поварих и уборщиц. Одну из них я посылаю к Мулраджу, губернатору Мултана. Я слышала, что он честный человек и ненавидит британцев. Я уговариваю его начать восстание и обещаю много людей, готовых его поддержать. Но ответа нет.

* * *

Я и так вне себя от беспомощной злости, а тут еще один удар: британцы решили сделать Теджа раджой Сиалкота. Однако, по традиции, должность он получит только в том случае, если махараджа нанесет ему на лоб священный тилак.

Ну хоть тут я могу что-то сделать. Я говорю Далипу:

– Помнишь резьбу в Собраоне? За нее и за наше окончательное поражение несет ответственность предатель Тедж. Из-за него ты потерял половину своего царства. Нельзя его вознаграждать. Не наноси тилак ему на лоб, кто бы тебя ни просил. Ты махараджа, Вахе Гуру даровал тебе власть. Никто не может заставить тебя поступать неправильно.

Далип, благослови его Бог, смотрит на меня не мигая и кивает с серьезным видом, будто он гораздо старше своих девяти лет.

Когда Тедж в дурбаре опускается перед ним на колени, Далип отказывается поставить предателю тику. Остальные аристократы начинают уговаривать мальчика, но он упрямо скрещивает руки на груди и смотрит перед собой. Сидя за перегородкой, я сияю от гордости за мужество сына. В зенане мы с Манглой обнимаем Далипа и говорим ему, что он настоящий сын Саркара. Мы принимаем меры к тому, чтобы граждане Лахора узнали об унижении Теджа.

Встревожен только Автар:

– Зря вы заставили Далипа это сделать, моя рани. Вы унизили и Теджа, и Лоуренса на людях. Они не успокоятся, пока не отомстят.

– Вечно ты беспокоишься! – обиженно отзываюсь я. – Дай мне насладиться моментом триумфа!

* * *

Солнечным августовским днем Лоуренс приглашает Далипа и группу придворных съездить в сады Шалимара – там заметили стаю редких попугаев. Далип любит попугаев, к тому же у него в последнее время мало развлечений: он либо посещает дурбар, либо сидит со мной в зенане. Поэтому я отправляю сына в дорогу, благословив напоследок, и велю не сидеть на солнце, а то голова разболится от жары.

И едва колесница Далипа выезжает из крепости, Лоуренс через клерка посылает мне сообщение: из-за моего вредного влияния на махараджу генерал-губернатор решил меня с ним разлучить. Кроме того, выделяемые мне средства будут сокращены втрое по сравнению с обещанным. Не успеваю я прийти в себя, как незнакомые стражницы – наверное, Лоуренс их специально нанял для этой цели – вытаскивают меня из зенаны и сажают в повозку без окон. Моих служанок прогоняют. Мангле велят собрать мне несколько предметов одежды и горстку драгоценностей, оставшихся в покоях. Я цепенею, меня будто лед сковал. Мне ясно, что Лоуренс не прислушается к просьбам оставить меня в Лахоре, к обещаниям больше ни во что не вмешиваться, так что я не трачу силы на уговоры. У меня только одна просьба: попрощаться с Далипом, прежде чем мы расстанемся. Клерк с пристыженным видом возвращается и сообщает, что Лоуренс ответил отказом.

Как раз перед тем, как двери повозки захлопываются, Мангла бросается под копыта лошадей. Я слышу, как она кричит: «Я не уйду! Отправьте меня с моей рани, куда бы вы ее ни везли – даже на смерть». Слышу, как солдаты с руганью тащат ее прочь. Повозка с дребезжанием катит по шумным улицам Лахора, полным моих любящих подданных. Я стучу в двери повозки и зову на помощь, но никто меня не слышит. Люди спокойно занимаются повседневными делами, не представляя, что британцы делают с их правительницей. Когда повозка останавливается, я понимаю, что теперь я узница крепости Шейхупура-Кила.

* * *

Шейхупура, мрачная полузаброшенная твердыня Моголов, находится всего в нескольких часах от Лахора. Но с таким же успехом она могла быть на другом конце Индостана, потому что я не получаю новостей из города и никто ко мне не приезжает. Возможно, никто не знает, что я здесь, и британцы оставили в секрете позорное разлучение матери и сына. Наверняка мой народ восстал бы, если бы узнал, что