Игорь Святославич - Виктор Петрович Поротников

Огнищанин Радим и Вышеслав княгине не перечили, уступая ей во всём. Евфимия, жена огнищанина, и обе их дочки настолько привязались к Ефросинье, что жили её заботами, грустили её печалями. Евфимия помнила Ефросинью ещё отроковицей, ибо сама в ту же пору поселилась в Путивле, выйдя замуж за Радима.

И вот уже сколько лет пролетело!

Глава тринадцатая. Замысел Игоря

Неласково разговаривал с сыном воевода Бренк:

– Пищу слухам да кривотолкам даёшь ты, Вышеслав, живя тут под одной крышей с женой княжеской. Иль сам не разумеешь этого? Поглупел, что ли, от книг своих?

– Не токмо я в тереме с княгиней живу, но и огнищанин Радим со своей семьёй, – сказал на это Вышеслав, стараясь подавить своё смущение под строгим взглядом отца.

– Радим прежде всего с женой живёт, – сердито возразил воевода, – а ты не женат… Ефросинья к тебе милостива, это всем заметно. Люди не слепы и злы на язык, сын мой. Коль дойдёт до Игоря такой слушок, то он супругу свою простит, известное дело, тебя же спровадит куда подальше. Смекаешь?

– Нет, не смекаю, – раздражённо ответил Вышеслав и отвернулся. – Зачем ты приехал, отец? Иль тебя Игорь подослал?

– Игорь не ведает, что я здесь, – сказал Бренк. – Хочу позвать тебя в дружину к Святославу Ольговичу, всё при деле будешь. Племянник Игорев хоть и млад годами, но достоинством в отца пошёл. И умён, да будет тебе известно.

– Мне это известно, – отозвался Вышеслав.

– Святослав Ольгович, покуда жил в Чернигове, в учении книжном не менее твоего преуспел. Он греческий и латынь знает, книг у него в тереме много. Святослав с самим епископом черниговским переписывается. Ты хотел смыслёному князю послужить, вот и послужи Святославу Ольговичу.

– Отпустит ли меня Игорь? – с сомнением промолвил Вышеслав.

– Потолкуешь с ним по душам – отпустит, – уверенно произнёс Бренк. – Язык у тебя подвешен, я знаю.

– Мне нужно подумать, отец, – сказал Вышеслав, пряча глаза.

– Неужто ты уже снюхался с княгиней? – Бренк погрозил сыну кулаком. – Признавайся! Дошло ли у вас с ней до греха?

– Окстись, отец! – Вышеслав бесстрашно поднял глаза. – Как ты можешь молвить такое?!

– Ой, не лги! Не лги мне, Вышеслав! – погрозил пальцем воевода. – С огнём играешь!

Вышеслав не пожелал продолжать этот разговор, сославшись на неотложные дела.

– Ты мне зубы не заговаривай, стервец! – проворчал Бренк. – Подождут дела твои! Не часто мы с тобой встречаемся. Сколь времени тебе на раздумье надобно?

– Месяц, – буркнул Вышеслав. И, подумав, добавил: – А может, два…

Бренк скорбно покачал седой головой:

– Как есть, спелся ты с княгиней, Вышеслав. Не иначе, пригрела она тебя возле сердца своего. Вот напасть-то!..

Вышеслав опять принялся возражать отцу.

Их раздражённые голоса встревожили Ефросинью, которая из женского любопытства находилась поблизости. Она сразу догадалась, что Бренк неспроста приехал сюда из Рыльска.

Дождавшись, когда Бренк уехал, Ефросинья поспешила к Вышеславу.

Вышеслав не стал таиться и поведал княгине, в чём подозревает его отец и куда переманить хочет.

– Так и должно было случиться, – печально заключил Вышеслав. – Ни стены, ни вёрсты не спасут нас, Фрося, от людской молвы, которой до всего есть дело.

Ефросинья обвила руками шею Вышеслава, с любовью заглядывая ему в очи.

– Я людской молвы не страшусь, – с вызовом произнесла княгиня.

– И напрасно, – сказал Вышеслав, – ведь у тебя супруг есть, который властен над тобой и надо мной.

– Ежели мы гнева Господнего не испугались, любимый, то что нам гнев Игоря?

Вышеслав улыбнулся наивному бесстрашию Ефросиньи. Он ласково провёл рукой по её волосам, освобождая голову от платка. Да, они зашли слишком далеко! Уже и Евфимия знает, что они ночи проводят вместе. Знают об этом и служанки Ефросиньи. Наверно, и Радим обо всём догадывается.

– Во лжи мы живём, а счастливы, – задумчиво проговорил Вышеслав. – Странно это. Ты так не думаешь, Фрося?

Но Ефросинья ждала от Вышеслава других слов.

– Любишь ли ты меня, мой ненаглядный? – спросила она.

– Больше жизни, – без колебаний ответил Вышеслав.

– Неужели, обладая такими крылами, не улетим мы от людской молвы! – проникновенно воскликнула Ефросинья и процитировала строфы греческой поэтессы Сапфо[85]:

Богу равным кажется мне по счастью

Человек, который так близко-близко

Пред тобой сидит, твой звучащий нежно

Слушает голос…

Лишь тебя увижу – уж я не в силах

Вымолвить и слова.

Под кожей лёгкий жар пробегает, смотрят,

Ничего не видя, глаза.

В ушах же —

Звон непрерывный.

Потом жарким я обливаюсь, дрожью

Охвачены руки и ноги, зеленее

Делаюсь я травы, вот-вот как будто

С жизнью прощусь я…

Ефросинья намеренно сделала паузу в этом месте, призывно глядя в глаза Вышеславу; они стояли, держа друг друга в объятиях.

Вышеслав негромко продолжил:

Но терпенье, терпенье: чересчур далеко

Всё зашло.

– Как у нас с тобой, – прошептал Вышеслав и соединил свои губы с алыми устами Ефросиньи.

От дверей светлицы, где целовались любовники, стараясь не скрипнуть половицей, удалялась Евфимия. Лишь на миг заглянула она в дверную щель, чтобы сразу сообразить, как ей поступить в данном случае. Её госпоже теперь не до овечьей шерсти, что привезли пастухи с дальних выпасов.

После вечерней трапезы Евфимия, столкнувшись с княгиней в одном из полутёмных переходов терема, негромко сказала:

– Я постелила вам у себя в опочивальне. Радим всё равно на ловища уехал, а я у дочерей лягу. Заодно постерегу, чтоб вас никто не побеспокоил.

Свеча дрогнула в руке Ефросиньи, от растерянности она не могла вымолвить ни слова.

– Я тебе не враг, княгиня, – поспешно добавила Евфимия. – Верь мне.

Растроганная Ефросинья заключила Евфимию в объятия.

* * *

На Кузьминки[86] наехал в Путивль князь Игорь с небольшой свитой из молодших дружинников. Был с ним и гридничий Вышата.

По этому случаю в трапезной был накрыт длинный стол.

– Ого! Мы, кажется, ко времени! – радостно воскликнул Игорь, появившись на пороге трапезной в заиндевелой от мороза шубе и шапке с собольей опушкой.

За столом кроме Вышеслава и Ефросиньи восседали воевода Ясновит с женой и старшим сыном, местный архиерей Стефан, огнищанин Радим, Евфимия и обе их дочери-отроковицы. Был тут и княжеский подъездной[87] Онисим, не пропускавший званые пиры. Был и ещё один гость, судя по одёжке, чужеземец.

Игорь снял шапку и размашисто перекрестился на образа.

Ефросинья, по русскому обычаю, с поклоном поднесла