Тамара. Роман о царской России - Ирина Владимировна Скарятина

брошей и пара жемчужно-алмазных серёг. В третьем ряду красовалось ожерелье из рубинов с другими украшениями в тон и, наконец, две крупные квадратные изумрудные броши, завершавшие экспозицию.

Практически всё это были фамильные драгоценности, переданные мне во время свадьбы, но благодаря моему "интересному положению", мешавшему посещать балы и вечеринки, я ни разу их, за исключением жемчуга, не надевала.

Было приятно наблюдать, как эти крупные вещи сверкали на красном бархатном фоне, и поначалу я довольно часто с ними играла. Но позже забросила на долгое время. Бедняжки, подумала я, как же им, наверное, было скучно прятаться там, где никто не мог их неделями видеть, день за днём и ночь за ночью, – им, так любившим яркий свет!

"Вы и я отныне вместе, – печально заметила я, вынимая их одну за другой и перенося на кровать, где собиралась почистить. – Мы все в одной лодке! Я тоже люблю свет, и веселье, и забавы – а поглядите на меня сейчас! Толстая и смешно выглядящая уже в восемнадцать, и, совсем как вы, совершенно одинока днями и ночами, и не с кем мне, кроме как с собой, поговорить".

Но как только я принялась их рассматривать, мне показалось, что бриллианты и в обоих ожерельях, и в серьгах сверкали не так, как обычно. Удивившись, я зажгла весь свет и даже направила прямо на них маленькую настольную лампу, но безуспешно. Как в ожерельях, так и в серьгах камни смотрелись безжизненно и тускло, и лишь розы в тиаре и вагонная эмблема сверкали и переливались, как до́лжно.

"Забавно! Это более чем забавно – это странно, – подумала я, ещё внимательнее осматривая их со всех сторон. – Наверное, им требуется отмывка и полировка". Итак, я окунула их в одеколон и протёрла замшевой салфеткой, однако вновь безрезультатно. Каждый алмаз в ожерельях казался мёртвым, каким-то плоским и мутным, без малейшей глубины или искры жизни. Внезапно я вспомнила книгу, которую читала в тот вечер. В ней говорилось о драгоценных камнях, на одних людях живших, а на других умиравших. К примеру, на ком-то бирюза, когда её носили, становилась зелёной; жемчуг либо сиял, либо тускнел; сапфиры меняли свой цвет с искрившегося голубого на чёрный …

Крайне встревоженная, я уставилась на бриллианты. С ними случилось нечто ужасное – в этом не было сомнений! Но что? Они умерли из-за того, что столь долго томились в темноте? Но это было невозможно. Они всегда лежали внутри такого же стола, когда принадлежали Мамусе, однако ни разу так не менялись. Нет, это было что-то другое! Так что же?

Я отчаянно ломала голову, однако ничего не удавалось придумать. В итоге я решила посоветоваться с Мамой и, позвонив той по телефону, рассказала о случившемся.

"Это очень странно, – сделала вывод та. – Ты уверена, что тебе не мерещится? В твоём состоянии такое возможно …"

"Нет, разумеется, мне не мерещится. Пожалуйста, как можно скорее приезжай и убедись сама".

"Хорошо, дорогая, я так и сделаю, если Алексей не будет возражать, что старая тёща нагрянет к нему в столь романтический час".

"Алексея дома нет", – кратко ответила я, не вдаваясь в подробности.

"Нет дома? Но почему? Где он?"

У неё был такой встревоженный голос, что, стремясь успокоить, я сказала, что он уехал по каким-то военным делам.

"Ах ты, бедная моя новобрачная! Совсем одна и не говоришь об этом Маме! Послушай, милая, если ты когда-нибудь вновь останешься одна, ты обязана дать мне знать, и я тут же к тебе приеду. Я выезжаю сию же минуту".

Повесив трубку, я уныло подумала обо всех вечерах, которые одиноко провела с тех пор, как вышла замуж менее полугода назад. Если б только Мамуся узнала правду о том, сколь неприглядной я стала для Алексея, как бы это её потрясло!

Стоило ей приехать, слегка взволнованной и запыхавшейся, как я мигом показала ей бриллианты, и она тут же согласилась, что что-то в корне не так. Мы вместе прошли через ту же процедуру их мытья и полировки и включили все лампы. Но тщетно. Вот они перед нашими глазами – две длинных цепочки уродливых тусклых камней, безжизненных и холодных.

"Не могу даже представить, что с ними такое! – качая головой, воскликнула Мама. – Они же не выглядят настоящими. Они похожи на стеклянные".

Когда ею были произнесены эти слова, мы вдруг поняли, что она совершенно случайно наткнулась на правду. Стекло! Вот что лежало перед нами. Стекло! Кто-то меня ограбил и, вынув настоящие камни, заменил их стекляшками.

"Это было не так уж трудно сделать, – взволнованно воскликнула Мама. – И этот человек знает, где ты их хранишь и что у тебя не было возможности надеть ни одно из этих украшений в последние полгода. Нам придётся вызвать полицию. И немедленно. Могла ли это быть Маня?"

"О, нет, нет, нет! – возмущённо вскричала я. – Только не Маня! Как ты вообще можешь такое говорить! Она любит меня и знает всю мою жизнь, она преданная и верная …"

"Ну, тогда это Сергей или кто-то из новых слуг. Единственное, что можно сделать, – это сей же час вызвать полицию".

Внезапно я ощутила, что так поступить было бы неверно. Только не полицию, по крайней мере, не сегодня. В конце концов мне удалось её убедить, и, ещё немного со мной побыв, она, как в старые добрые времена, уложила меня в постель, произнесла наше обычное: "Да благословит тебя Господь", – и удалилась.

Но пока я лежала в темноте, в моей голове стали вспыхивать разные вопросы. Почему я не слышала, как хлопнула входная дверь? Мамуся до сих пор не ушла и тихонько вела собственное расследование? А вдруг она допрашивала Маню и довела ту до слёз?

При этой мысли я вскочила с кровати и, накинув халат, помчалась по комнатам. Все они были темны, лишь в кабинете Алексея горела настольная лампа. Войдя туда, я увидела Мамусю, сидевшую с книгой в кресле. Но я заметила, что она не читала. Её лицо было бледным и напряжённым, глаза – суровыми.

"Мама, – закричала я, – что ты здесь делаешь? Почему ты не уехала домой?"

Поражённая моим столь внезапным появлением, она уронила книгу и молча на меня воззрилась. Потом тяжело вздохнула.

"Я хотела избавить тебя от сцены, детка. Вот почему я не сказала тебе, что здесь остаюсь. Однако я должна Алексея увидеть. Должна выяснить, почему он каждый вечер так поздно не дома. Сергей сказал мне, что это не в первый раз …"

Итак, Сергей