Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев

Избигнев, тяжело дыша, медленно отходя от тяжкой ненависти, стоял над телом поверженного угра, смотрел на него, стиснув уста и опустив окровавленное оружие. На душе стало скверно, противно, гадко.

Подбежавший десятник отвлёк его, громко прокричав:

– Всех вроде посекли! Ни единый не ушёл! А в возах добра много, рухлядишки разноличной! Дозволь ратным потешиться!

– Погоди! – Избигнев сразу встрепенулся. – Свезём всё сие добро в Галич, ко князю Ярославу! Тамо и порешим, как быти! Но вы в накладе не останетесь, обещаю! Крепко порубали свору енту!

– Ещё тамо жёнка, видать, из знатных. С сыном-паробком. Баит, чтоб ко князю её свезли!

– Жёнка! А ну, пойдём глянем! Никак, крулева угорская сама!

Избигнев вдруг ощутил, как сильно, толчками забилось у него в груди сердце. Королева Фружина! Гордая, неприступная красавица! Волосы цвета льна! Глаза, голубые, как васильки, как небо в ясный день!

Он узнал её сразу. Она тоже узнала его, слегка улыбнулась, но тотчас отвернулась с презрением. Изрытое морщинами старческое лицо, провалившийся рот, тусклый взгляд исподлобья, седой локон, пробившийся на чело из-под туго завязанного цветастого плата, мелко дрожащие руки – неужели это та самая женщина, перед умом и красотой которой некогда он, Избигнев, преклонялся! Как она тогда остановила их с Фаркашем схватку! Тогда, не теперь… Почему же нынче не приказала, не остановила, не помешала убить бирича?! Была обида, было горькое разочарование, был крах некогда созданного в мыслях идеала мудрой и справедливой женщины-правительницы!

– Ты хочешь видеть князя Ярослава? – глухо спросил Ивачич и, не дождавшись ответа, промолвил: – Мы отвезём тебя в Галич. Если князь пожелает, то удостоит тебя беседой. Но не жди снисхождения… Убить посла с белым платом – тяжкое преступление!

Он резко отвернулся, не желая более говорить и слушать.

– Скачем в Галич! – взобравшись в седло, коротко бросил он через плечо десятнику.

Снова клубилась на льду Стрыя поднятая копытами густая снежная пыль. Злым волком выл ветер. Уходила по шляху молодшая дружина, скользили по снегу полозья возов. Вскоре на берегу остались лишь трупы посеченных угров.

Глава 67

Осмомысл знал, что разговор с королевой Фружиной будет трудным, и готовился к нему не один день. Вспоминал прошлые войны и миры и склонялся к тому, что недруг, враг ему гордая дочь Мстислава Великого.

Когда же увидел её перед собой, пожилую, с морщинистым жёлтым лицом, но надменную, с высоко поднятой головой и всё ещё красивую, несмотря на годы и тяжкие переживания и утраты, захлестнула его внезапно волна ненависти. С трудом князь сдержался, не дал чувствам овладеть разумом, сел напротив неё на лавку, смотрел долго, мрачно, исподлобья. Наверное, грозен был взгляд его глаз цвета ила, ибо он заметил, что на какое-то короткое мгновение лицо Фружины дрогнуло, она побледнела, потупила очи, но тотчас овладела собой и снова стала, как всегда, высокомерной и холодной, истинной королевой!

Ярослав заговорил, медленно, не спеша. Вспомнил, как двадцать лет назад Фружина подговаривала своего супруга, короля Гезу, на войну с его покойным отцом, князем Владимирком.

– Владимирко – клятвопреступник! Обманщик! Как я ненавидела и презирала его! – не выдержав, воскликнула вдовая королева. – Думала, что ты не такой. Оказалось, ошибалась!

– Видит Господь, я желал мира со страной угров. Благо я сам наполовину мадьяр. Даже больше, чем наполовину. Но ты и твой сын нарушили наш союз. Вы опозорили мою дочь и перебили посланный вам в подмогу галицкий отряд. Мой лучший воевода, Тудор Елукович, был предательски убит!

– Моей вины здесь нет!

– Но ты и твой сын не наказали убийц, не выдали их мне! – Ярослав скрипнул зубами. – Выходит, ты была согласна с ними. А нынче ты и вовсе хотела пройти, не испросив разрешения, через мои владения, чтобы подготовить новую смуту в земле мадьяр. Мало того, твои ратники подло убили моего отрока-бирича, посланного к тебе с предложениями мира! Как я должен понимать это?! Как вражду, не иначе! А врагов своих щажу я редко!

Презрительная усмешка пробежала по морщинистому лицу Фружины. Не соизволила она ему ничего ответить.

«Господи, старуха совсем! А ведь младше меня, верно, лет на пять. Серьги экие златые в ушах, с самоцветами. Видно, не бедствует. Моя жена серебряные носит, а эта… вся во злате щеголяет! И что ей сказать, как поступить?! Впрочем, что делать, знаю. А вот как говорить теперь, после всего случившегося?»

Они снова молчали, снова смотрели друг на друга враждебно. Наконец Фружина шевельнулась, зашуршала парчой.

– В поруб меня бросишь? Бросай! Сына не трожь!

– Хорошо. Его не трону. Отпущу. Пускай едет, куда вздумает. Но на Галичине обоим вам места нету!

Сказав это, резко поднялся Ярослав с лавки. Кликнул тысяцкого Филиппа Молибогича, Семьюнку, гридней, велел увести пленницу в уготованный ей утлый покой на задворках терема. На прощание процедил сквозь зубы, бросил гордой женщине в лицо:

– Скорой встречи ожидай. С ещё одним сыном своим, с королём Белой! Ждёт он тебя, не дождётся! Обещает за тебя заплатить!

Фружина шатнулась от неожиданности.

– Ты не посмеешь! – воскликнула она. – Это низко! Это мерзко! Ты – князь, а поступаешь, как еврейский меняла!

– Ты посмела унизить мою дочь! – грозно прорычал в ответ Осмомысл.

Филипп Молибогич и Семьюнко обеспокоенно переглянулись. Таким, исполненным лютой ненависти, своего обычно сдержанного князя они не видели ни разу, даже в часы и дни, когда вынашивал он планы мести боярам, погубившим незабвенную дочь Чагра.

Не ведали приближённые Ярослава, сколь тяжко далось ему это решение, сколько бессонных ночей провёл он, размышляя, как быть. Он не хотел вражды с Белой и его ромейскими покровителями, но и боялся чрезмерного усиления базилевса Мануила. В конце концов победили в душе прежние обиды и именно они охватили его душу в мгновения, когда вынес он надменной дочери Мстислава Великого свой приговор.

…Её увезут, позорно, в цепях, доставят в Эстергом к улыбающемуся Беле и его чахлой, но умной жене Агнессе Антиохийской, которая сразу же подскажет мужу отправить беспокойную мать в дальний монастырь в Браничево, на самую границу с империей ромеев. И ещё она посоветует ответить Ярославу любезностью на любезность – отдать в его руки старого крамольника Зеремея.

– А сына Зеремея отпусти, – шёпотом наставляла Агнесса супруга, лёжа рядом с ним ночью в постели. – Князь Ярослав твоего брата Гезу отпустил, не выдал тебе. Поступай, как он. Он – умный. Правильно всё делает. Учись у него.

– Да меня наш разлюбезный базилевс Мануил всему этому уже выучил, – усмехался в ответ Бела. – Ты права. Так я