Ласточка - Алексей Тимофеевич Черкасов

лежал у себя в каюте – он был пьян. Со вчерашнего вечера старик места себе не находит на теплоходе. Он помнит, как поднялся на капитанский мостик возле Подкаменной Тунгуски и радист теплохода, Миша, передал ему радиограмму о том, что жена, Варвара Андреевна, а вместе с нею Лика навсегда покинули его дом!.. Навсегда!..

Над головою плавало реденькое облако, похожее на распластанное крыло лебедя.

Запрокинув голову, Лика глядела в глубину синеющего купола.

На востоке перламутровым крестиком, сверкающим и лучах солнца, поднимался «ТУ–104», совсем крошечный.

«Как я должна держать себя с Росляковым, – думала Лика, глядя на «ТУ–104». – И мама, тоже мне, ничего не понимает!»

«Лететь, лететь», – как бы говорили широко распахнутые глаза Лики, влюбленные в небо, и небо щедро плеснуло в них синевою. Стройная, тонкая в перехвате, с мягкими округлыми чертами, выгнув высокую шею, она как бы устремилась ввысь за реактивным самолетом. Мгновение – и она взлетит! И нет ее, земной, бескрылой, и в то же время до того легкой, что можно подумать – она в воздухе.

Перламутровый крестик, каким «ТУ–104» казался с земли, похоже было, ввинчивался вертикально в космос.

«Папа говорит: мощность и скорость – главные приметы нашего времени, – вспомнила Лика, – «ТУ–104» совсем недавно появились, а как они сразу захватили небо от востока до запада! Такая теперь стремительная жизнь. Самое страшное – отстать!.. Какой же он красивый, этот «ТУ–104»! Хоть бы разик пролететь на таком самолете и поглядеть на город с высоты. Виден ли оттуда наш домик на Паромной?»

Лика еще выше подняла голову, наблюдая, как «ТУ–104» гнул крутую дугу над городом. Белесая дымовая дуга, разбиваемая воздушными течениями, расходилась двумя рукавами, тающими на востоке. Не прошло трех минут, как «ТУ» стремительно покатился вниз, как санки с горы, и вскоре будто зарылся носом в землю – ушел за горизонт.

Лика глубоко вздохнула: бескрылая…

Волны плещутся,

Волны говорят – вернешься… —

пел кто-то песню.

Лика оглянулась. Тропинкою навстречу ей шел парень в футболке и в бутсах. Она сразу узнала парня. Жора! Тот самый скалолаз Жора!..

Нагнув голову, Лика свернула с тропки – хотела обойти Жору, чтобы не встретиться. Но тот узнал ее.

– Бог мой, Лика!.. – крикнул он, распахнув руки. – Вот так встреча! Где ты пропадала столько времени?

И сразу же припомнилась та жуткая ночь в заповеднике Столбы. Лика вспыхнула и, закусив губку, остановилась.

– Что вам надо? – спросила.

– Вот так здорово! – ахнул парень. – Зазналась, что ли? Я же из-за тебя вылетел из ДОСААФа, а ты нос дерешь. Какая ты стала хорошая, честное слово. В институте, да?

– Нет.

– Что так? Или, может, провалилась на конкурсе, а?

– Вам-то какое дело – провалилась я или нет? – кинула Лика и побежала.

В гастрономе – духота; люди горячие, вялые, потные. Чье-то липучее тело в майке приклеилось к спине Лики, и она вышла из очереди в кассу, отошла в сторонку. За бутылку коньяка в три звездочки и бутылку портвейна уплатила семьдесят шесть рублей: немало! Надо очень много зарабатывать, чтобы позволить себе пить портвейн и коньяк и еще хорошо питаться. За спиной отца жить хорошо. Каждый месяц Илья Васильевич приносит в дом две тысячи семьсот рублей, с премиальными. А что может заработать Лика, не имея профессии? Триста-четыреста рублей? Как жить? И чем жить?

Веселый у них домик! Из окон виден Енисей, затон, пароходы, два острова и левый берег города. Домик стоял на песчаном берегу с голубыми квадратами окошек, из которых Лика смотрела на мир – доверчиво и просто, как птенец из скворешника. Она любила домик, палисадник с кустами черемух, яблоневый садик в ограде, огородные грядки, поднавес с токарным станком, где в выходные дни работал отец.

Кончилось детство! Как обидно, что оно мигом пролетело и Лика не девочка в школьной форме, а девушка.

На крыльце в ограде Лику поджидала тетя Клава. Удивительная женщина. Она ходит в какой-то немыслимой штапельной кофте и в грубой юбке, а шьет шикарные платья на заказ, наряжая посторонних женщин. Лика не знает, когда тетя Клава появилась в доме Зыкова; она ей на всю жизнь запомнилась за швейной машиной, за кухонной посудой. Вечная труженица! Все ее несчастье в уродливой фигуре. Низенькая, большеголовая, горбатая, она будто сама себя приземлила, расплющилась, чтобы доставить удовольствие расцветать и хорошеть другим. Она вынянчила Павла и Лику, она терпела любые капризы мамы, повиновалась ей во всем.

– Заждалась тебя, – поднялась тетя Клава с приступки крыльца, и горб ее неприятно выпятился, а глаза – карие, точно размытые солеными дождями, окатили Лику с головы до ног чем-то вязким, как тина. – Уедешь теперь с отцом-то, – бормотала тетя Клава, оглядываясь на открытую дверь в сени. – Варвара Андреевна так рада! Да и отец твой хороший человек, обходительный. Дай бог вам счастья.

– Счастья? – отозвалась Лика, и сразу как ножом по сердцу: кому счастья? Маме, которая покинет дом, куда ее прибило волною несчастье, и она спаслась здесь, в прибежище, и теперь бежит, «исчерпав моторесурс», как говорил о дизелях папа, Илья Васильевич? – За что счастье? За что? За обман?

– Што ты, што ты, Ликочка! – испугалась тетя Клава.

– Пожили, поели, «исчерпали моторесурс», можно и к другому дому за счастьем? – язвила Лика, и щеки ее то пламенели, то медленно остывали, покрываясь пятнами. – Как это все несправедливо!

– Што ты! што ты! – замахала руками тетя Клава. – Знать, судьба такая у Ильи Васильевича. – Тетя Клава всех навеличивала, и даже родного брата. – Куда ему теперь до Варвары Андреевны? Старик, да и смолоду не красавцем был. А Варвара Андреевна чистая красавица. Повидала горе, поживет и в счастье, может.

– Какое горе? Стыдно, стыдно, вот что! Если бы мне крылья – поднялась бы и улетела куда глаза глядят. От стыда бы подальше. Как я встречусь теперь с папой? Что ему скажу?

– Разве ты не уедешь с матерью?

– Я? С какой стати?

– Ликочка! Милая! Как я рада-то, господи! И правда останешься? Или, может, потом уедешь? Отец-то у тебя очень представительный мужчина, инженер. Я как глянула, сразу увидела, на кого ты похожа. И глаза у него, как у тебя, – синие-синие.

Из глубин дома раздался голос матери:

– Кто там, Клавдия?

Тетя Клава поспешно сообщила:

– Лика пришла.

Еще что-то спросила мать, Лика не расслышала, тревожно и жалко оглядываясь по обширной ограде. Сейчас она встретится с отцом. Кто же он? Каков он, Андрей Росляков? Отец же, отец! Мама столько раз напоминала, что она, Лика, «капля в каплю он». Неужели он, Росляков, в кипении ее юной крови? В синеве ее