Далайя - Абай Тынибеков

В часы отдыха они спускались в гавань и со своего излюбленного места наблюдали за ходом работ на корабле. Его уже конопатили.

Однажды, придя пораньше на набережную, юноша впервые смог наблюдать волнительный момент спуска готового корпуса триеры со стапели на воду. При помощи многочисленных воротов и полиспастов, подъёмных устройств, в которых канаты пропускались через неподвижные верхние блоки и подвижные нижние ролики, по каткам судно было стянуто к пристани, после чего началось его снаряжение.

В этот вечер мужчина и юноша всё больше молчали, переживая за предстоящее расставание. Каждый из них понимал, что иначе поступить нельзя, но от этого им было не легче.

Бронт подошёл к большому ларю, открыл его и стал доставать оттуда своё снаряжение: металлический шлем с тканевым шеломником, кожаный панцирь, кольчугу и наручи с поножами. Форкис с трепетом принимал защитное оснащение, с нескрываемым интересом рассматривая его и раскладывая на лежанке. Затем они вместе приводили всё в порядок, сидя возле дома и вдыхая приятную прохладу вечера. До выхода кораблей в море оставалось два дня.

* * *

Точно в указанный ему срок Бронт явился к командующему флотом Пиндару, назначенному самим правителем Поликратом. Здесь же находились и его военачальник и все остальные воины, с кем доводилось служить ему на прежнем корабле.

Напомнив всем присутствующим о том, что воинская служба является гражданской обязанностью каждого, сообщив верховное веление о выходе в поход в составе пяти кораблей, Пиндар, по заведённому на флоте правилу, испросил причины, по которым тот или иной воин не мог нести службу. Таковых не оказалось, но ему было сообщено о недавней кончине одного человека из их постоянного состава, получившего тяжёлые ранения.

Исполняя строгое указание командующего о необходимости срочной доукомплектации корабельного отряда, военачальник поинтересовался у своих подчинённых, не желают ли они предложить ему какое-либо лицо для подходящей замены. В ответ на это к нему обратился Бронт с просьбой взять в отряд своего племянника.

– Ты же знаешь, что к воинской службе пригодны только граждане от восемнадцати до шестидесяти лет. От во-сем-на-дца-ти, – растягивая последнее слово, особо подчеркнул командир, выслушав Бронта. – А ты мне кого предлагаешь? Твоему юноше лишь шестнадцать. Бронт, я давно знаю тебя и очень ценю наши с тобой отношения. Уж лучше бы ты не говорил правды о его возрасте, тогда и мне не о чем было бы волноваться. Ну а теперь, как я смогу пойти на такое нарушение? К тому же ты знаешь, что это не прогулка по морю, а боевой поход, где может случиться так, что важна будет каждая единица, каждый воин. Настоящий воин, а не ребёнок.

Беседуя, они отошли в сторону.

– Послушай, Теофил, ты хотя бы взглянул на него. Я ведь сам готовил юношу к служению на флоте, – Бронт коснулся плеча товарища.

– Бронт, я знаю, что ты одинок, и у тебя, насколько я помню, никогда не было никакого племянника, – взглянул ему в глаза собеседник.

– Ну хорошо, он мне никем не доводится. Но что это меняет? Я ведь не прошу тебя освободить кого-то от службы. Я прошу взять на службу, – объяснял Бронт. – Да к тому же вот, – он протянул небольшой кожаный мешочек, туго набитый серебряными драхмами.

Теофил взглянул на деньги, улыбнулся, задумчиво посмотрел ему в глаза и проникновенно произнёс:

– Дружище, ты и впрямь не в своём уме. Предлагать мне, старому вояке и товарищу по мечу, деньги! Плохо же ты думаешь обо мне, а? Так нельзя. Ты почти оскорбил меня. Будь на твоём месте кто другой, я бы ответил иначе.

– Не обижайся. Я ведь вовсе не это имел в виду и никогда бы себе не позволил такого отношения к тебе. Они пригодятся на содержание юноши, если ты согласишься. Ну а если нет, то эти деньги мне не так уж и нужны. Ты правильно сказал насчёт моего одиночества, – Бронт растерянно кивнул, отвёл глаза, собираясь уйти.

– Ну вот. Что за день сегодня? Теперь я невольно обидел тебя. Прости, – Теофил тронул его за руку и весело спросил: – Здесь, похоже, все твои сбережения, за всю службу, а?

– Так мне позвать его сюда? – не принимая шутки, но уловив перемену в настроении командира, в свою очередь спросил Бронт.

– Позови, – серьёзно и тихо ответил тот, уступая просьбе друга. – Но знай и помни, что ему для всех, кто будет интересоваться, – восемнадцать лет. Ты понял меня? Кстати, он хоть выглядит на эти годы?

Бронт не ответил, махнув кому-то рукой. Тут же из-за дальнего дерева выскочил юноша, бегом направился в их сторону и предстал перед ними.

– Как твоё имя? – с интересом рассматривая его, спросил Теофил.

– Форкис, – твёрдо ответил тот.

– Хочешь служить на флоте?

– Да.

– А если буря или вражеские корабли?

– Я буду очень стараться.

– Что ж, выглядишь ты действительно подобающе. Думаю, что из тебя, Форкис, получится хороший, а со временем и настоящий могучий морской воин, – довольный увиденным, искренне произнёс военачальник.

Бронт молчал. Он строго смотрел на Форкиса, внешне не выражая никаких чувств, но душа его была переполнена одновременно и радостью за одобрение друга, и сильными переживаниями за судьбу юноши.

– Ученик Бронта не может быть плохим воином. Запомни это!

Теофил пристально взглянул в глаза юноши, затем повернулся и, утвердительно кивнув Бронту, зашагал по своим делам.

– Он не взял денег! – восхищённо произнёс Форкис, провожая взглядом командира.

– Он никогда этого не делал. Боюсь, что я очень обидел его, – Бронт, вздохнув, обнял юношу. – Пойдём, мне ещё нужно подготовить тебя.

Они дружно зашагали по улице, направляясь в сторону мастерской оружейника.

Уже на следующий день никто из тех, кто ещё недавно видел Форкиса, не узнал бы его в молодом, статном воине, облачённом в сияющие доспехи.

* * *

Сто семьдесят невольников-гребцов, все закованные в цепи по рукам и ногам, нескончаемым потоком поднимались по сходням на борт триеры.

Двадцать вооружённых воинов во главе с военачальником Теофилом и шесть матросов за исключением такого же их числа, занятого на судне рабами, выстроились на пристани для встречи командующего кораблём. Тот не заставил себя долго ждать и прибыл сразу после размещения гребцов, стремительно поднявшись на борт в широко развевающейся за спиной пурпурной хламиде.

Вскоре все пять триер под опущенными парусами, ощетинившись вёслами, выходили друг за другом из гавани, удаляясь в открытое море.

Глава вторая

Иллириец Рупилий был пиратом в третьем поколении. Его родной дед Батикл, выходец из далёкой и бедной местности Эпир, расположенной за горной цепью