Мария I. Королева печали - Элисон Уэйр

за то, что она пропустила прием в честь королевы Шотландии. Будучи наследницей престола, писал император, она должна пользоваться любой возможностью появиться на публике. Мария ответила, что собиралась навестить брата в новом году, но отказалась от этой идеи, так как не хотела посещать протестантские богослужения. Император должен понимать, что в обозримом будущем ей лучше держаться подальше от королевского двора.

Рождество она провела в Тилти в качестве гостьи новоиспеченных герцога и герцогини Саффолк. Джейн Грей поблагодарила Марию за подарок, но сделала это без удовольствия и определенно под принуждением. Более того, она явно не оценила прекрасное ожерелье из жемчуга и рубинов, подаренное Марией на Крещенский сочельник. Смешная девчонка! Впрочем, уже не девчонка, а зрелая шестнадцатилетняя девушка, из-за своей миниатюрности казавшаяся моложе. Джейн была начитанной и смышленой, но слишком серьезной. Марии всегда казалось, что эта девица смотрит на нее критически, пристрастно, неодобрительно… Похоже, в мире полно своевольных детей.

Кузина Фрэнсис была с Марией довольно приветлива, в своей обычной резкой манере, а Саффолк оставался все тем же грубоватым здоровяком, помешанным на охоте. Они проявили к гостье радушие, однако она почувствовала подспудное напряжение, обусловленное религиозными противоречиями. Мария не взяла с собой отца Холла и уклонилась от присутствия на протестантских богослужениях в фамильной часовне. Довольно быстро поняв, что хозяевам не терпится от нее избавиться, в январе она с удовольствием вернулась домой.

Глава 26

1552–1553 годы

Сомерсету отрубили голову. У Марии болело сердце за его вдову и детей, а также за юного короля, которому пришлось подписать смертный приговор еще одному дяде. Что сказала бы королева Джейн, если бы знала, что родной сын посылает ее братьев на смерть? Хорошо, что Джейн уже нет с ними, да упокой Господь ее душу!

В марте всех троих помощников Марии без лишнего шума выпустили из Тауэра. Им разрешили вернуться на прежнюю службу, за что Мария была премного благодарна. Они пережили тяжелую зиму и теперь наслаждались свободой, но она знала, что не должна обременять их новыми секретами, а потому не призналась в тайном проведении мессы. Жизнь снова вошла в спокойное русло, и Мария была решительно настроена ничего не менять.

Следующей зимой она, к своему удивлению, получила даже не одно, а несколько почтительных, можно сказать, дружеских писем от Нортумберленда, который информировал ее о государственных делах, сообщал придворные новости и даже предложил вернуть ей герб, который она получила в детстве как единственная наследница своего отца. Затем Нортумберленд обещал выделить ей пятьсот фунтов на восстановление разрушенных дамб в ее поместьях в Эссексе. Все это ставило Марию в тупик: столь внезапный разворот на сто восемьдесят градусов казался подозрительным.

Она поинтересовалась у своих друзей при дворе, все ли там в порядке. Король выглядит усталым, писали они. Он очень долго восстанавливал здоровье после оспы, которой переболел весной, но сейчас уже пошел на поправку.

У Марии тут же возник вопрос: насколько правдив полученный ответ? Могло ли такое быть, что Эдуард – боже упаси! – болен гораздо серьезнее, чем думают окружающие, и теперь Нортумберленд ищет благосклонности наследницы престола? Что ж, если все дело в этом – она молилась, чтобы ее предчувствия не оправдались, – то ему придется еще раз подумать!

В январе пришло письмо от Шейфве. Тот писал, что опасается за здоровье короля.

Эдуард сильно кашляет и стремительно теряет вес. Мадам, я боюсь, что приближается кризис. Милорд Нортумберленд взял под контроль казну и накапливает внушительные суммы денег.

Марию встревожило это послание, которое пришло сразу после приглашения Нортумберленда на представление масок по случаю Сретения, которое разыграет детская труппа. На сей раз Мария не стала колебаться. Она должна была поехать ко двору и своими глазами увидеть, что происходит.

В феврале она поехала верхом в Лондон, как всегда с пышной свитой, состоявшей из рыцарей и придворных дам, а также нескольких лордов, присоединившихся к ней по дороге. Когда до Сити остался час езды, Мария, к своему удивлению, увидела Нортумберленда, встречавшего ее в сопровождении ста всадников.

– Добро пожаловать, ваше высочество, – низко поклонившись, сердечно приветствовал ее Нортумберленд.

Его трудно было упрекнуть в недостатке учтивости: он проводил Марию прямо до монастыря Святого Иоанна в Клеркенвелле.

– Его величество, – извиняющимся тоном произнес Нортумберленд, когда они ехали бок о бок в сторону Клеркенвелла, – слишком болен, чтобы принять ваше высочество. Он лежит с лихорадкой в постели, но, надеюсь, завтра он будет чувствовать себя лучше.

Мария не знала, что и думать. Ее встревожило письмо Шейфве и удивляла разительная перемена в поведении Нортумберленда. Неужели Эдуард действительно болен? И насколько серьезна его болезнь?

На следующее утро она отправилась верхом в Уайтхолл, где в дворцовых воротах ее ждали Нортумберленд и все члены Совета, которые приветствовали ее так, словно она была правящей королевой. У Марии сжалось сердце. Теперь не оставалось ни малейших сомнений, что Эдуард серьезно болен и все ждали ее восшествия на престол. И все-таки она не верила Нортумберленду. От него можно было ожидать любого злодейства.

Три дня Мария провела при дворе в ожидании встречи с королем, однако он был слишком болен, чтобы принять сестру. До нее дошли циркулирующие во дворце слухи. Люди открыто говорили, что королю дали медленно действующий яд, а кто-то считал, будто он уже умер. И Мария облегченно вздохнула, попав наконец в королевскую спальню.

У нее перехватило дыхание от потрясения, поскольку, судя по внешнему виду Эдуарда, он был явно не жилец, какой бы недуг ни терзал его бедное тело.

– Не стоит так волноваться, любезнейшая сестра, – прохрипел он. – Я выгляжу хуже, чем себя чувствую. Я уже иду на поправку и очень рад вас видеть.

Он явно бодрился, поскольку казался опухшим и страшно бледным.

Они беседовали о приятных вещах, избегая скользкой темы религии. Внезапно Эдуард зашелся в приступе мучительного кашля, после которого на подушке остались капли крови. Мария в ужасе уставилась на кровавые пятна; ей было страшно представить, что это значило.

– Могу я вам что-нибудь принести? – спросила она, пытаясь найти успокоение в практических вещах.

– Нет, – хрипло ответил он, когда приступ прошел.

Брат выглядел таким измученным, что Мария ушла, оставив его спать.

Она не слишком удивилась, когда в тот же день узнала, что представление масок отменили и детей отпустили домой. Она тоже отправилась домой, в ее душе царило смятение. Марию тревожил не только Эдуард – кровь, безусловно, была симптомом смертельной болезни, – но и Нортумберленд, намерения которого оставались туманными. Он что,