Мария I. Королева печали - Элисон Уэйр

с императором. У Марии оборвалось сердце, когда она поняла, что Карл не станет объявлять из-за нее войну – теперь об этом не могло быть и речи. А потом ее сердце вообще ушло в пятки: Шейфве сообщил ей, что его императорское величество просит более не провоцировать Совет. Даже если она будет вынуждена признать новые законы, в том не будет греха, ибо она сделает это под принуждением. После чего в дискуссию вступила сестра императора, регентша Нидерландов, которая заверила кузину, что жертва насилия безгрешна в глазах Господа. Мария тем не менее решила морально укрепиться и приготовиться к мученичеству.

В августе сэра Роберта, сэра Фрэнсиса и сэра Эдварда Уолдгрейва вызвали в Совет в Хэмптон-корт. Когда они вернулись в Копт-холл возле Эппинга, где в данный момент находилась Мария, она сразу догадалась по их мрачному виду, что они привезли плохие новости.

– Даже не вздумайте повторять мне все, что вам сказали советники, – не дав им открыть рот, заявила Мария. – В любом случае я не стану слушать.

Она поспешно удалилась в свой кабинет, где написала жалобу королю, что Совет запугивает ее слуг, а затем отправила с этим письмом сэра Роберта и остальных обратно в Хэмптон-корт. И принялась снова ждать новостей. Время тянулось бесконечно. Помощники не возвращались. Если сэр Роберт в ближайшее время не вернется, ей придется исполнять его обязанности.

В конце августа Мария, услышав стук копыт, подбежала к окну и увидела лорд-канцлера Рича, сэра Уильяма Петре и сэра Энтони Уингфилда, въезжающих во двор Копт-холла. Мария расправила юбки, сделала глубокий вдох и отправилась встречать незваных гостей, стараясь держаться холодно и вызывающе, не показывая женской слабости. Она любезно приветствовала посетителей и, услышав, что они привезли письмо от короля, упала на колени, чтобы взять послание.

– Я целую это письмо, потому что оно подписано его величеством, – сказала она, – но отнюдь не из-за содержания, которое наверняка является делом рук Совета.

Встав с колен, Мария сломала печать и прочла письмо, а затем перечитала его уже во дворе.

Это было очередное угрожающее официальное послание, направленное на то, чтобы угрозами заставить Марию принять новую веру. Она должна понимать, писал Эдуард, что разрешение Сомерсета было дано лишь на короткое время, дабы она могла осознать пагубность своих заблуждений. Теперь это время истекло, и король требовал от сестры, равно как и от всех остальных подданных, выполнения своих приказов. Начиная с этого момента, если она и ее капелланы нарушат закон, к ним будут применены те же санкции, что и ко всем остальным.

Мария не верила, что Эдуард сам составил письмо. Оно наверняка было написано одним из его государственных секретарей – Уильямом Сесилом, являвшимся креатурой Уорика. Вчитываясь в текст письма, Мария пробормотала:

– Похоже, добрейший мистер Сесил поработал на славу! – И, посмотрев на лордов, сказала: – Я самая смиренная, самая покорная подданная короля и его несчастная сестра, и я готова подчиняться во всем, что не противоречит моим убеждениям, но я скорее сложу голову на плахе и приму мученическую смерть, нежели пойду на вероотступничество. Когда его величество станет старше и сможет судить о подобных вещах, я подчинюсь ему в выборе веры. Но сейчас, хотя он, несмотря на свою молодость, и является замечательным королем, поскольку обладает более глубокими познаниями, чем большинство его сверстников, он не может быть судьей в вопросах религии.

– Мадам, вы слишком долго испытывали терпение его величества. Отныне в вашем доме не могут проводиться никакие богослужения, за исключением тех, что разрешены законом. Должен поставить вас в известность, что ваши служащие заключены в Тауэр за отказ выполнять приказ его величества о запрете служения мессы, – сурово произнес Рич, и Мария услышала в его словах неприкрытую угрозу.

В ужасе она, стараясь сохранить самообладание, пыталась найти нужные слова:

– Их отказ свидетельствует о том, что они еще благороднее, чем я думала. Милорды, позвольте сказать, что у меня имеется письмо от императора, где совершенно четко изложены условия разрешения, полученного от герцога Сомерсета. Этому письму я доверяю больше, чем всем вашим словам. – Она заметила презрение на лицах лордов, но решила не останавливаться. – И даже если вы не испытываете уважения к императору, то обязаны относиться ко мне более почтительно хотя бы в память о моем отце, благодаря которому вы, будучи никем, стали всем. Будьте уверены, посол императора непременно узнает, как вы со мной обращаетесь…

– Мадам, – перебил ее Рич, – я привез с собой проверенного, надежного человека, способного заменить вашего гофмейстера.

– Можете отвезти его обратно! – заявила Мария. – Я сама выбираю себе помощников, а если ваш новый гофмейстер въедет в ворота моего дома, я немедленно выеду из этих ворот, так как под одной крышей нам вдвоем будет тесно. – Сделав паузу, Мария тяжело вздохнула. – Милорд канцлер, я тяжело больна, хотя делаю все для сохранения своей жизни. Но если мне суждено умереть, то на смертном одре я открыто заявлю, что в моей смерти виноваты вы и ваш Совет. Вы складно говорите, хотя на самом деле питаете ко мне неприязнь.

Мария резко повернулась, прошла мимо Рича в дом и, спрятавшись за шторой, стала наблюдать за лордами, которые дали волю своему гневу. Когда входная дверь снова открылась, Мария взбежала по винтовой лестнице на галерею над залом и уже оттуда услышала, как Уингфилд созывает во двор ее домочадцев. После чего Рич объявил им, что в доме теперь запрещено служить мессу, а нарушителям запрета грозит тюремное заключение. Затем Рич повернулся к капелланам. Мария насчитала только троих, и у нее сразу возник вопрос: где четвертый, отец Холл? Неужели он тоже сбежал? Впрочем, времени гадать не оставалось, так как Рич уже предупреждал собравшихся, что, если вместо Книги общей молитвы они станут использовать другой молитвенник, им будет предъявлено обвинение в государственной измене.

У Марии сердце обливалось кровью при виде того, как запуганные домочадцы покорно соглашались подчиниться. Но еще больше ее встревожило то, что Рич велел своим людям обшарить весь дом в поисках спрятавшегося там священника. Мария, опасаясь за безопасность отца Холла, высунулась из окна и подозвала к себе Рича, хотя охрана уже вбегала в зал.

– Милорд канцлер, здесь вы не найдете отца Холла, поскольку он больше у меня не служит. Отзовите ваших людей! – Но то был глас вопиющего в пустыне, и Марии оставалось лишь молиться, что капеллан хорошо спрятался или успел покинуть дом. Стараясь говорить ровным тоном, она продолжила: – Умоляю, попросите советников вернуть моего гофмейстера, так как после его исчезновения я вынуждена лично заниматься