Карл Любезный - Владимир Васильевич Москалев

дивным образом ублажил, целое герцогство. А дальше она скоренько вышла за него замуж, оставив германца с носом. Вот потому, ваши милости, я пью за короля, который сумел дать понять своей юной женушке, что нога — неважная замена тому, чему со дня сотворения мира замены не нашел еще никто.

Друзья рассмеялись. Выступление забавного незнакомца пришлось им по душе. Они выпили. Рибейрак снова наполнил бокал их неожиданного собутыльника, затем спросил, продолжая тему:

— Надо полагать, потеря девственности, на которую вознамерилась покуситься германская лапа, явилась для молодой супруги приятным сюрпризом? Скажи об этом еще раз, очень уж складно у тебя получается.

— Настолько приятным, ваша милость, что работа затянулась до утра, — продолжал веселый незнакомец. — И тому есть доказательство: шестеро свидетелей по делу стояли за ширмой и наблюдали процесс превращения девицы в женщину. Воображаю, какую дивную баталию довелось им лицезреть. Должно быть, чего уж греха таить, все шестеро мечтали встать в очередь, причем каждому хотелось быть первым. Их останавливало только то, что над юной амазонкой в поте лица трудился сам король; будь иначе, дамочка от счастья воспарила бы к небесам: еще бы, целых семеро! Будет чем похвастать в кругу подруг.

— Негодяй, ты говоришь о нашей королеве! — нарочито сдвинул брови Этьен. — Знаешь ли, что за это ты заслуживаешь порки?

— На такой поступок способны лишь глупцы, — ответил незнакомец, — а потому я никак не мог подумать, что двое благородных господ, которым я рассказал такую веселую историю, окажутся столь неблагодарными, что вместо бутылки возьмутся за палку.

Друзья со смехом переглянулись. А забавный собутыльник продолжал:

— К тому же я поведал об этом не в присутствии королевы, а тем паче ее супруга, и не в дамском обществе; в последнем случае рассказ мой мигом стал бы достоянием толпы, и мне не миновать бы в лучшем случае плетей, в худшем — веревки.

— Как тебя зовут? — спросил Рибейрак.

— Буке, к услугам ваших милостей.

— К нашим услугам?

— Почему бы и нет? Я слыхал, у короля нет шута. У всех королей есть, а у нашего нет. Мне показалось это несправедливым, вот я и решил позабавить двух сиятельных господ. Вдруг да им понравится мое выступление и они возьмут меня с собой, чтобы я веселил короля? А уж это я смогу, смею вас уверить. Пусть только скажет король Карл, на кого он имеет зуб, и его недругу не поздоровится, уж я сумею пропустить его через такие жернова, после которых он долго не сможет собрать свои косточки.

— А не боишься, что сей господин прикажет расправиться с тобой?

— Но ведь я буду под вашим покровительством, уважаемые сеньоры; разве позволите вы, чтобы вашего подопечного лупили как собаку? К тому же, я слышал, шуты неприкосновенны; Бог строго накажет за посягательство на их тело и саму жизнь, ибо он защищает убогих и слабоумных.

— Неплохая защита, черт побери! — заметил Этьен. — Но поскольку к слабоумным тебя никак не отнесешь, то тумаков тебе все же не избежать.

— Что ж, я буду этому только рад. Почему? Очень просто: это будет означать, что мой удар попал в цель. А кулачные укусы пройдут, мне не впервой, мой язычок не дает мне в этом отношении покоя. Зато я буду жить во дворце, а это все же лучше, чем днем бродить по улицам, прося подаяния, а ночью спать близ конюшни или в сточной канаве. Так что же, ваши милости, по нраву вам мое предложение? Коли так, то я согласен, чтобы мне налили в третий раз.

— С удовольствием, дружище! — воскликнули друзья разом.

— А уж как обрадуется такому подарку король! Уверен, он не преминет отблагодарить двух сеньоров звонкой монетой, часть которой, смею надеяться, попадет и в мой карман. Так оно будет по чести и по совести. Или я не прав?

— Сдается мне, ты отъявленный плут, Буке, чтоб мне довелось водить хоровод в кругу чертей! — похлопал собеседника по плечу Рибейрак. — А потому, я думаю, правильным будет, если мы возьмем тебя с собой. Королю и в самом деле нужен шут: его величество что-то приуныл. Один, правда, уже есть, но два еще лучше, не так ли? А у тебя, как нетрудно понять, нет приюта, да и одет ты, прямо скажем, не по моде. Но гляди, приятель, если одна из твоих шуток придется королю не по душе, то он первым делом отыграется на мне, ну а я, как ты сам понимаешь, постараюсь возместить ущерб, пройдясь хорошенько по твоим ягодицам и бокам.

— А если покажется недостаточно, то я с готовностью прибавлю, — пообещал Этьен.

— И помни, теперь у тебя будут хозяева, причем сразу три, и каждый станет заказывать свой номер. Первый из них — король, за ним…

— За ним — вы двое, чего ж тут непонятного, — дернул плечом Буке. — С одной стороны, конечно, многовато, но с другой — чем больше хозяев, тем богаче обед. Так я понимаю, сеньоры?

Все трое рассмеялись и вскоре покинули кабачок.

…Тем временем всадники подъехали к перекрестку с улицей дю Ратьер. Король указал рукой в конец улицы Лирондель:

— Этьен, друг мой, один дом в этом месте тебе хорошо знаком, не правда ли? Там, в семье булочника, жила когда-то девочка, которую ты спас однажды, когда она упала с моста в реку.

— Верно, сир. Старый булочник, упокой господи его душу, до самого своего смертного часа молил Бога, дабы тот даровал мне долгую жизнь. Он так мечтал, чтобы супруга родила девочку! Он умер, бедняга, шесть лет назад, когда Луизе исполнилось шестнадцать.

— Именно тогда, Этьен, моя сестра взяла ее к себе и сделала своей фрейлиной. Ума не приложу, что это ей взбрело в голову. Очень часто я вижу их вдвоем, они мило беседуют как две старые добрые приятельницы. Заметил ли ты это?

— Да, сир, и я тоже немало удивлен их странной дружбой.

— А обратил ли ты внимание на то, что мадемуазель Луиза, мягко говоря, сохнет по тебе?

— Она? — Этьен пожал плечами. — Мы часто видимся, она расспрашивает меня, я рассказываю ей о друзьях, о битвах…

— Но не мог же ты не видеть при этом, как пунцовеют ее щеки, как затуманивается взор, заплетается язык? А когда ты уходишь, она провожает тебя нежным взглядом до тех пор, пока твоя фигура не скроется из виду. Черт возьми, это заметила даже моя жена! Она, кстати, и посоветовала мне открыть тебе глаза на это.

— На что, сир?

— Да на то, что Луиза влюблена в тебя без