Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев

– Ты, Тимофей, отдохни с дороги. Камора та, под лесенкой, твоя. Никем не занята. Пожил бы пока в ней, как раньше. Дело к тебе одно имею.

– Готов служить тебе, княже. Не знаю токмо, удобно ли мне тут оставаться? – заметил инок.

– О том не заботь себя. Ещё как удобно! Хочу, чтоб с чадом моим, Олегом, ты позанимался. Никак малец грамоту не освоит.

Тимофей поклонился князю в пояс.

– Содею, княже. Дозволь, еже что, с чадом твоим в монастыре побывать. Пущай поглядит, чем мнихи, люди Божьи, живут.

– Добро, – только и ответил князь.

…Прошла седьмица, другая, и, к удовольствию Осмомысла, сын его начал читать, причём довольно бегло. Отлегло у князя от сердца, щедро вознаградил он Тимофея за его труды. Всё княжеское серебро монах отнёс в обитель и передал отцу-эконому. Не был Тимофей алчен до богатства, не за сребро – за совесть служил галицкому владетелю. Сведав о том, Ярослав ещё сильнее зауважал умного инока.

Глава 78

Очередная оловянная чара с олом почти опустела. Исподлобья, недобро глядел Володислав на брата. Яволод, поначалу встречавший его радостной улыбкой, теперь тоже насторожился, помрачнел, старался отвечать на вопросы старшего кратко, одним словом.

Да, собирается он ставить на Подоле терем, выбрал уже место близ южного конца, по соседству с угорской слободой. Почему там? Воздуха свежего поболее, меньше пыли. Да и место само по нраву пришлось. За лето думает Яволод отстроиться, а осенью и переезжать будет.

Косился Володислав на Порфинью. Уже заметен был под атласным платьем чернобровой молодки живот. Скоро подарит Порфинья Яволоду сына или дочь.

Как бы там ни было, а завистью чёрной к брату исходил старший Кормилитич. Вот, поступил по отцову совету ко князю на службу, и всё у Яволода есть. А у него, Володислава, что? Горсть земли, дюжина холопов! Смех, да и токмо! Боярин великий!

Ещё никак не выходила из головы Болеслава. Гордая, неприступная, обожгла его княжна полным презрения словом «байстрюк!» С той поры и глядеть не желает, как встретит невзначай в переходах дворцовых или в соборе, резко воротит лицо. Понимал молодой Володислав: прежде чем соваться ему в терем княжой на службу, надобно накопить богатство. Иначе так и останешься тенью удачливого молодшего брата. Спору нет, Яволод умён и хитёр, но Володислав хотел сам добиться княжеской милости, хотел стать первым, главным среди галицких бояр. А коли будешь первым возле стола княжеского, тогда и княжна прегордая голову склонит, и бояре именитые вспомнят, кем мать его была при князе Владимирке. Вот тогда… Дальше загадывать не хотелось.

– Хорошо здесь у тебя, брат, – признался он Яволоду. – Не отъезжал бы вовсе, да пора. За холопами приглядеть надобно, за скотиною, за домом. Не шибко покуда богат аз, не могу терем себе в Галиче строить.

– Как думаешь дальше жить? – прямо спросил его брат.

– Скажу тебе не таясь, Яволод. – Володислав вздохнул. – Ехал сюда, помышлял как ни то ко князю на службу пристроиться, вослед вам с Ярополком. А нынче поглядел, понял: нет, рано! Сперва надо там, в сёлах, покрепче корни пустить. Вот оженюсь на вдовице-соседке, сказывал тебе о ней, стану первым, почитай, боярином в подгорной стране перемышльской, связи с купцами налажу, а тамо и ворочусь в Галич не с пустой калитой – со сребром! Вот тогда и продолжим толковню нашу.

– Дак ить вдова та в бабки тебе годится! – с усмешкой заметила Порфинья. – Что ж, жениться токмо из-за богатства ейного хошь?!

– В бабки не в бабки, а старовата, конечно, вдовица. Ну дак ить с чего-то начинать надо! К тому ж, коли б не заступничество твоё, Яволод, может, в порубе нынче аз гнил. Бес попутал с Зеремеем да с Вышатою связаться! Ходу мне наверх при нынешнем князе после того нет. Богат буду – другое дело!

– Ты себя, Володислав, не кори! – встрепенулся вдруг Яволод. – Нас с Ярополком спас ты в тот день! Мы тебе, брат, жизнью, почитай, обязаны. Вот и полагали: наша очередь топерича тебе помочь! Замолвили б за тя словечко князю Ярославу!

– Замолвить, оно, конечно, можно, да токмо час тот не наступил ещё! – решительно заявил Володислав. – Нынче ворочаюсь я в волость свою. А после поглядим! Да, вот что, Яволод. – Он улучил мгновение, когда Порфинья вышла из каморы по какому-то делу. – Ты про ход тот потайной никому не баил ничего?

– Нет, брате. Никому ни слова. Да и Ярополк такожде язык за зубами держит. Всё, как ты велел!

– Вот и добре! Ни единой душе, даже Порфинье своей, не сказывай! Чую, пригодится нам ещё ход сей, и не раз.

Володислав заговорщически подмигнул оживившемуся брату.

– В обчем, заутре отъеду я. Но, еже Бог даст, к лету меня в Галиче вновь ждите, – добавил он, допивая ол.

…Не заезжая домой, сразу направил молодой Володислав коня во вдовушкино село. Резво рысил по опушке леса накормленный конь. Вот миновали они по льду узенькую речушку, взобрались на холм, при взгляде с которого всё большое село соседки лежало как на ладони. Шумел внизу горячий ключ, вдали виднелась плотина, стояли мельницы-ветряки, лодчонки застыли на берегу заледеневшей Вагры. Три четверти века назад в этих местах случилась битва князя Володаря с уграми, и в земле часто находили или обронённый шелом, или стрелу, или щит червлёный. Угров тогда перемышляне разгромили, и с той поры редко когда в окрестных полях звенело железо – больше мирно шли по ролье неторопливые волы, рыхля жирную плодородную землю, да смерды и закупы горбушами косили траву, да серпами жали хлебные колосья, да цепами молотили зерно.

Край был благодатный. На соседнем холме темнели деревянные строения монастыря. При виде их Володислав нахмурил чело.

Вот не выйдет за него вдова и, чего доброго, отпишет свои вотчины богатые иноческой братии. Говорят, не раз уже приступал к ней игумен с таковым предложеньем. Тогда поминай, как звали, и богатство, и положение при галицком дворе. Ибо еже вцепятся братья-мнихи в лакомый кус, их не оторвёшь.

Надо было спешить. Стегнул Кормилитич плетью удалого скакуна, ринул сквозь завесу падающего с небес снега вниз с холма.

…Вдова, Звонимира, дочь воеводы Захария, прославившегося ещё во времена Володаря ратным умением, в шубе бобрового меха, в убрусе цветастом, встречала его на крыльце в окружении челяди. Лаяли собаки, ржали лошади, звенела посуда.

Едва успел Володислав скинуть стёганый вотол, как очутился в светлой горнице с иконами в красном