Адвент - Ксения Сергеевна Букша

– Шоколадку-то будешь открывать? – не выдержала Аня.

– Буду, – отвлеклась Стеша, проводя канцелярским ножичком по картонке.

В восьмом окошечке оказался шоколадный домик. Аня пошла в ванную, вынула бельё из стиралки; прошла на кухню; заглянула в Костину чашку, где чай уже немного остыл и покрылся тоненькой плёнкой. Хотела повесить бельё, взяла в руки Костины сырые джинсы, передумала. Ничего нельзя было менять.

Да чего я трясусь-то, рассердилась на себя Аня, и вдруг её мысль разделилась на две одновременных: «теперь всё время будешь трястись» и «рано или поздно он это сделает». В отличие от Кости, Аня не привыкла к фокусам и кульбитам, которые проделывают мысли, когда они раздваиваются, расслаиваются, кружатся, и от этой фуги у неё заболела голова. «Сколько может быть времени?» – продолжалась та первая мысль, а вторая одновременно заявляла: «Ну уж явно не десять тридцать и даже не одиннадцать», – а под ними упорный бас твердил: «Беги! Ищи! Спасай! Пока не поздно!»

Ей представилось, как Костя идёт по занесённой снегом набережной и как он вдруг, перемахнув через ограду, почти бесшумно бултыхается в канал. Его тут же затягивает под лёд. Никто ничего не замечает.

Ане отчаянно захотелось схватить пальто и бежать на улицу – но тут в скважине заворочался ключ, и Аня, немедленно успокоившись, пошла вешать бельё. Костя вошёл в кухню, не снимая пальто, встал на одно колено, открыл робота, сменил батарейки, и робот замигал синими и белыми огнями, бесшумно танцуя на гладком вишнёвом полу, который Аня каждую весну смазывала специальным маслом. Движения у робота были мягкие, плавные, осторожные, они совсем не казались механическими. Скорее можно было подумать, что робот движется в толпе других невидимых танцоров или танцует с невидимой подружкой, стараясь никого не задеть. Синие и белые огоньки тоже выглядели уютными, мигали неярко.

Стеша слезла со стула и переставила робота поближе к себе. Сидя на полу, она повторяла за ним движения так же бесшумно, плавно и не размашисто. Она сцепила руки за головой и танцевала в основном локтями и коленками. Получалось поразительно похоже.

* * *

в тот день Аня вспомнила то,

что и так хорошо знала

как быстро можно принимать решения

как опасно близко на самом деле находятся

свобода и смерть

Аня отлично знала, как приходят в голову

решения о свободе

она ведь тоже когда-то была свободной,

даже слишком

вот и боялась теперь, что кто-то из них может принять решение о свободе и о смерти

Костя, например

в любую минуту это может произойти

вот сейчас ты ещё не думал, что свободен

и вдруг свобода разверзается где-нибудь

слева от тебя – прыгай!

И тут-то ты уже не думаешь,

у тебя нет времени думать

мысли отступают, делают паузу

свобода мгновенно всасывает тебя

она как чёрная дыра – и вот вам вопрос

о свободе воли

как только твоя собственная свободная воля начинает осуществляться

так сразу перестаёшь существовать ты сам

ты превращаешься в действие

просто оказываешься там

не замечая как

Стеши тогда ещё не было

Костя и Аня поехали автостопом в Украину

тогда это было ещё возможно

беззаботное время

лето выдалось жаркое

Костя и Аня скитались по южным,

приморским городкам

днём ели и спали

к вечеру выходили гулять

бродили по еврейским кладбищам

Костя любил в каждом городе

посещать кладбища

и читать надписи на надгробиях

в этом городе, например, они видели

надгробие еврейских супругов

с фамилией Ярусский и Ярусская

они пили дешёвое местное вино

любовались розами в садах и палисадниках

почти не тратили денег

почти ни о чём не говорили

не считали дней и часов

им было клёво, просто здорово

лето было удивительно тихое

безмолвное

им было ничего не нужно —

в рюкзаках полупусто, шаги легки

они находились в равновесии

в покое, и, кажется, были совершенно свободны

но настоящая свобода подстерегала каждого из них за углом

в тот день они сидели на карусели,

на детской площадке

«дитячий будинок» – было написано над входом

вечер был жаркий, солнечный,

длинные тени отбрасывали все деревья

Костя пил красное вино

из пластиковой бутылки,

давал глотнуть Ане и что-то случилось

может, Аню разморило от жары и она опьянела сильнее, чем надо

но ей вдруг показалось, что Костя её не любит

что он равнодушен к ней

хотя почему показалось

ведь Костя действительно иногда бывал

совершенно равнодушен

и даже не «к Ане», а вообще – ко всему

Это потом уже Аня привыкла к тому, что он смотрит внутрь

что он уходит в себя и возвращается неохотно, проблесками

что его можно включать, как лампочку —

коснуться, заговорить, вернуть

а иногда лучше не стоит делать и этого,

бесполезно

но тогда дело другое

Аня всё смотрела и смотрела на Костю, как он сидит на карусели, скорчившись

смотрела на то, как скорчилась

его длинная тень

и вдруг ей захотелось сделать что-то,

как-то показать ему, что он не прав

что он должен оказывать ей больше

знаков внимания, смотреть на неё

Аня взяла у него бутылку,

залпом вылила в себя всё вино

и сказала: пойду в туалет

Костя кивнул еле заметно

и Аню это ещё сильнее раззадорило

она сама не понимала, что будет делать

ей хотелось просто уйти не оборачиваясь

какой-то такой был порыв

ей казалось в тот момент, что она видит истину

(или – и вправду видела одну из них)

стараясь шагать очень уверенно,

Аня пошла вниз по улице

мимо глиняных одноэтажных сереньких домов

мимо красных кирпичных

мимо разросшихся диких палисадников,

черешен, булыжников

играющих детей

завернув за угол, она покачнулась и остановилась

так, и что теперь?

улица уходила налево, под гору

направо поднимался переулок

живописный, но и очень, очень бедный,

нищий совсем

облезлые дома, занавески, палисадники

Аня прошла по инерции несколько домов

и снова, качнувшись, остановилась

не понимая, что хочет делать теперь

не чувствуя сама себя

вдруг она заметила,

что одно из окон на уровне её лица открыто

встала на цыпочки

заглянула внутрь

там внутри было пыльно, темно-светло —

в струях закатного солнца

пылинки в лучах

комната была набита старой мебелью

вишнёвый лак, обшарпанное трюмо,

всё завалено одеждой

странные запахи

массивный шкаф, заваленный до потолка

чемоданами и коробками

его дверца, увешанная халатами

на полу нагромождение венских стульев

у стены выключенный телевизор

а у другой – постель, на которой лежала под одеялом ветхая,