Цитадель - Арчибальд Джозеф Кронин

ему никаких упреков, и если у нее и бывало скверное настроение, Эндрю ничего не знал об этом. Она казалась спокойной и равнодушной. А для Эндрю жизнь неслась слишком быстро, не оставляя времени для размышлений. Ее темп опьянял его. Создавал обманчивое ощущение силы. Он чувствовал, что полон жизненной энергии, что становится все более видным человеком, господином своей судьбы.

И вдруг с ясного неба грянул гром.

Вечером пятого ноября в амбулаторию на Чесборо-террас пришла жена одного мелкого торговца с соседней улицы.

Миссис Видлер была маленькая, похожая на воробья женщина, немолодая, но живая и яркоглазая, коренная жительница Лондона, за всю свою жизнь ни разу не бывавшая дальше Маргейта. Эндрю хорошо знал Видлеров, он лечил их мальчика от одной из детских болезней, когда только поселился в этом квартале. В те времена он отдавал им чинить обувь, так как Видлеры, почтенные и трудолюбивые люди, имели в начале Паддингтон-стрит мастерскую из двух отделений под довольно громким названием «Обновление». В одном отделении чинили обувь, во втором – чистили и утюжили платье. Хотя в лавке имелось двое подмастерьев, самого Гарри Видлера, плотного, бледного мужчину, часто можно было увидеть сидящим без пиджака и воротничка над зажатой между колен колодкой или за гладильной доской, если в другом отделении была спешная работа.

Вот об этом самом Гарри и пришла поговорить миссис Видлер.

– Доктор, – начала она со свойственной ей живостью, – мой муж нездоров. Он давно уже чувствует себя нехорошо. Я ему сколько раз твердила, чтобы он сходил к вам. А он не хотел. Вы можете приехать к нам завтра, доктор? Я уложу его в постель.

Эндрю обещал приехать. На следующее утро он застал Видлера в постели и выслушал жалобу на боль внутри и на то, что он толстеет. За последние несколько месяцев живот его необыкновенно увеличился, и, как большинство людей, всю жизнь обладавших крепким здоровьем, Гарри объяснял свою болезнь различными причинами, например, тем, что он любил выпить лишнюю каплю эля, или, может быть, всему виной был его сидячий образ жизни.

Но Эндрю, осмотрев его, вынужден был опровергнуть эти предположения. Он убедился, что у Гарри киста, хотя не опасная, но требующая операции. Он постарался успокоить Видлера и его жену, объяснил, что такая киста может расти и вызывать бесконечный ряд неприятных явлений, а если ее удалить, все будет в порядке. Он ничуть не сомневался в благополучном исходе операции и посоветовал Видлеру сразу же лечь в больницу.

Но миссис Видлер протестующе подняла руки:

– Нет, сэр, я не пущу Гарри в больницу. – Она с трудом подавляла волнение. – Чуяло мое сердце, что так будет, когда я видела, как много он работает в лавке. Но, раз беда пришла, – мы, слава богу, еще в состоянии обойтись без больницы. Вы знаете, доктор, мы люди небогатые, но у нас кое-что отложено на черный день. И теперь пришло время эти деньги употребить. Я не допущу, чтобы Гарри ходил клянчить рекомендательные письма у жертвователей и стоял в очередях и лег в бесплатную больницу, как нищий.

– Но, миссис Видлер, я могу устроить…

– Нет-нет! Вы можете поместить его в частную лечебницу, сэр. Таких повсюду сколько угодно. И вы позовите частного врача сделать ему операцию. Говорю вам, сэр, пока я жива, ни в какой благотворительной больнице Гарри Видлер лежать не будет.

Эндрю видел, что решение ее твердо. Да и Видлер сам был согласен с женой. Он хотел, чтобы все было сделано наилучшим образом.

В тот же вечер Эндрю позвонил Айвори. Он теперь уже привык обращаться первым делом к Айвори, и тем естественнее это было сейчас, когда он хотел просить об одолжении.

– У меня к вам просьба, Айвори. Один мой пациент нуждается в операции брюшной полости. Это честные труженики и небогатые, понимаете? Боюсь, для вас тут пользы будет мало. Но вы бы меня очень обязали, если бы сделали ему операцию – ну, скажем, за треть обычной цены.

Айвори отнесся к этому весьма милостиво. Объявил, что ничто не может быть ему приятнее, чем возможность оказать его другу Мэнсону любую услугу, какая только в его силах. Они несколько минут обсуждали вопрос, и затем Эндрю позвонил миссис Видлер:

– Я только что переговорил с мистером Чарльзом Айвори, хирургом из Вест-Энда, моим приятелем. Завтра он приедет со мной посмотреть вашего мужа, миссис Видлер. В одиннадцать часов. Это вам удобно? И он говорит – вы слушаете, миссис Видлер? – он говорит, что, если придется делать операцию, он ее сделает за тридцать гиней. Обычно он берет сто гиней, а то и больше, так что я считаю, что это удача.

– Да-да, доктор. – В голосе миссис Видлер звучала тревога, хотя она и делала усилия казаться обрадованной. – Очень любезно с вашей стороны. Думаю, мы как-нибудь сумеем заплатить эти деньги.

На другое утро Айвори приехал с Эндрю, а еще через день Гарри Видлера поместили в частную лечебницу на Брансленд-сквер.

Это была чистенькая старомодная лечебница, недалеко от Чесборо-террас, каких множество в том районе, с умеренной платой и убогим оборудованием. Здесь лежали главным образом люди, ждущие операций, хронические сердечные больные, прикованные к постели старые женщины, которых нужно было предохранять от пролежней. Как и все другие лондонские лечебницы, в которых приходилось бывать Эндрю, лечебница на Брансленд-сквер вовсе не была приспособлена для нынешнего своего назначения. Здесь не было лифта, а в качестве операционной служила бывшая оранжерея. Но мисс Бакстон, хозяйка, имела аттестат сестры милосердия и была женщина работящая. При всех своих недостатках эта лечебница была безупречно асептичной, вся, до самого дальнего уголка своих покрытых линолеумом сверкающих полов.

Операция была назначена на пятницу, а так как Айвори утром приехать не мог, на необычно позднее время – два часа дня.

Эндрю приехал первый, но и Айвори явился точно. Он привез своего анестезиолога, и пока шофер вносил большую сумку с инструментами, стоял, следя, чтобы все было как следует. Хотя он явно был невысокого мнения об этой лечебнице, но не изменил своей обычной учтивости. За десять минут он сумел успокоить миссис Видлер, ожидавшую в приемной, пленил мисс Бакстон и сиделок, затем в жалком подобии операционной облачился в халат, надел перчатки и с невозмутимым видом приготовился действовать.

Больной вошел, стараясь казаться веселым, снял халат, который унесла сиделка, и влез на узкий стол. Решив, что надо пройти через это испытание, Видлер хотел встретить его мужественно. Прежде чем ему надели маску, он с улыбкой обратился к Эндрю:

– Как только все это закончится, я поправлюсь.