Калейдоскоп, или Наперегонки с самим собой - Лев Юрьевич Альтмарк

– Откуда ты про евреев знаешь?! – изумился Яшка и уже с опаской посмотрел на своего мастера.

– Есть у меня, – он уже не улыбался, – кое-какие связи с одной интересной конторой, где курируют эти вопросы. Догадываешься, о какой конторе говорю?

10. Художник Вовка

Теперь, наверное, самое время рассказать об одном из Яшкиных друзей, с которым он подружился во Дворце культуры, но непосредственного отношения к вокально-инструментальным ансамблям тот не имел.

С Вовкой они были знакомы, дай бог памяти, уже лет двадцать, не меньше. Многие из Яшкиных увлечений в те весёлые студенческие семидесятые прочно и навсегда забыты, большинство лучших и необходимейших друзей, к сожалению, ушло в небытие или исчезло из памяти по элементарной ненадобности, а с Вовкой такого не произошло – встречаться они не переставали несмотря ни на что. Крепкой дружбой их теперешние отношения уже не назовёшь, но связывающая их ниточка, как видно, оказалась довольно прочной, и хоть тянулась редким, едва заметным пунктиром, всё же не прерывалась.

Чем интересен ему был Вовка? Почему он предпочёл его многим другим своим знакомым? Трудно сказать. Может быть, оттого что не вписывался в тот серый и однообразный мир, с детства окружавший Яшку? Это только с виду мир казался ярким и шумным, наполненным музыкой, весельем и дружескими застольями, а по большому счёту, ничего замечательного в нём не было – скука и рутина…

Вовка всегда был для него соломинкой, занесённой из блистающих таинственных далей в собственные надоевшие и до конца исследованные веси, и за эту соломинку стоило, наверное, держаться, чтобы не утонуть в трясине и не примириться с тем, против чего инстинктивно протестовал и в одиночку никак с этим справиться не мог… Его всегда удивляло, как Вовка умел противопоставить себя окружающему, и даже гордился этим. Когда над головой ежечасно висит дамоклов меч быта, очень трудно оставаться самим собой и быть романтиком до седых волос.

В те давние времена Вовка только окончил Строгановку и приехал в наш город с молчаливой черноглазой женой и двухлетним малышом – своим первенцем. Сейчас у него уже трое детишек, а тогда… В художественную студию, которую он открыл при Дворце культуры, Яшка стал захаживать в тщетной надежде научиться рисовать. У него и в мыслях не было стать живописцем, просто хотелось доказать себе, что он чего-то может добиться, если очень захочет. Он и стихи с сызмальства писал, и музыку пробовал сочинять, и ещё бог весть чем занимался – на многое хватало желания, времени и сил. В итоге всё ограничилось сочинением «антиармейских» песенок с Гришей Сладковым. Естественно, Яшка не очень полагался на собственную гениальность, но чем чёрт не шутит – что-то иногда и получалось удачно срифмовать или нарисовать очень похожий шарж…

Живопись живописью, но кусок хлеба Вовка зарабатывал всё-таки студией, а не продажей собственных шедевров, на что сильно рассчитывал поначалу. Да и кого мог заинтересовать застенчивый щуплый коротыш со смешной квадратной головой, к тому же слегка заикающийся, без каких бы то ни было связей и покровительств в местной художественной богеме? Правда, он несколько раз выставлял свои работы на областных и зональных выставках наряду с необъятными пейзажами и парадными механизаторскими портретами в золочёных багетах, писанных вальяжными бородачами, прочно оккупировавшими Худфонд и на корню пресекавшими любые поползновения чужаков покуситься хоть на кроху от их сдобного каравая. Не один год Вовка наивно пытался пробить хоть какую-то, пусть крохотную персональную выставку ходил на приёмы к влиятельным лицам, строчил куда-то бесчисленные письма, а потом постепенно остыл. О выставках уже не помышлял, но сумел настроить против себя всех до единого местных портретистов и пейзажистов. Ни с кем из них дружбы так и не завёл, но, как ни странно, в себе не замкнулся и камня за пазухой ни на кого не держал.

Яшку и нескольких его близких друзей это удивляло, и, когда в свободные вечера они собирались в студии за стаканом вина, каждый старался растормошить его, чтобы он наконец сбросил с себя личину страстотерпца и показал зубки патентованным бездарностям, ведь живопись – а Вовка в глазах друзей был настоящим художником, которого непременно когда-то признают! – зиждется не только на пейзажах родных просторов и портретах дутых стахановцев. Все искренне желали ему помочь, правда, как это сделать, не знали. Вовка же никого ни о чём не просил, ему наверняка хватало того, что близкие друзья его не забывают и ищут в дружбе с ним не каких-то материальных выгод, а чего-то другого, что не всегда выразишь словами. И дело здесь не в живописи, на почве которой они сошлись. Хотя и живопись, конечно, не последнее дело.

С появлением второго ребёнка, а затем третьего, жизнь Вовку взяла за жабры. На сто десять студийных рублей семью из пяти человек не прокормишь, и пришлось ему искать дополнительные заработки. Хорошо, что подвернулось предложение оформить спектакль в драмтеатре. Вовка сделал на удивление сильные эскизы декораций, которые сразу утвердили, и уже через полгода спектакль шёл с его фамилией на афише. Как ни странно, но о спектакле, в общем-то заурядном и ничем не достопримечательном, заговорили, и даже в центральной прессе появились неплохие отзывы. Сценография была для Вовки делом новым и незнакомым, но он с увлечением взялся за неё. Тем более, это хорошо оплачивалось, и два-три спектакля в год, которые он теперь оформлял по договору, были весьма неплохим довеском к его более чем скромной зарплате руководителя студии.

Возможностей собираться с друзьями по вечерам стало теперь меньше, потому что сразу после студии он мчался в театр на бесконечные репетиции и прогоны. Однако никто на Вовку за это не обижался – работа есть работа. В самой же студии среди традиционных мольбертов и тюбиков с красками теперь появились рубанки и гвозди, доски и рулоны ткани для декораций, а развешанные по стенам этюды и готовые полотна заслонялись причудливыми каркасами, порой обитыми тканью, порой голыми и прозрачными как этажерки. Этих каркасов Вовка почему-то стеснялся, а потом и вовсе стал завешивать их газетами от постороннего глаза. Яшка с друзьями долго не могли понять, для чего он это делает, и однажды кто-то напрямую спросил об этом. Вовка смутился и пробормотал:

– Не надо никаких вопросов… Или хотя бы делайте вид, что ничего не замечаете.

Все принялись наперебой уговаривать его не стыдиться новой работы, а Яшка даже заявил, что