Тата - Валери Перрен

1958

Колетт с раннего детства видит, как появляются на свет ягнята. Она помогает овцам, если роды проходят тяжело, хватает малыша, переворачивает и вытягивает на свет божий. Это часть ее повседневности.

Она идет по коридорам отделения и вспоминает, как восемь лет назад прямо на ферме родился Жан. Крики матери. Красное, перекошенное от боли лицо, выступившие синие вены, выпученные глаза. Колетт было четыре, но она подавала акушерке полотенце, пока отец кипятил воду, и думала: «Зачем все это, с животными ничего такого не требуется?»

Она следит за движениями женщины, стоящей между ног у Жоржетты. Они в грязной комнате, куда Колетт обычно никогда не заходит. Еще одна схватка. Ребенок близко.

– Тужьтесь, Жоржетта! Тужьтесь!

Колетт отходит подальше, чтобы лучше видеть весь процесс.

Малыш плачет. Ни один ягненок не льет слез при виде овцы-мамы, он зовет ее, а она его вылизывает. Девочка не спускает глаз со скользкого синюшного существа.

– Он будет Жаном, как мой отец, – тихо произносит Робен.

Появляется соседка, берет новорожденного, опускает в лохань с теплой водой, отмывает от испражнений и крови, и вот он, Жан. Красивый крепкий мальчик. Колетт охватывает восторженное удивление. Младший брат. Робен не знает, куда деть руки, он счастлив. Мальчик!

– Мой сын…

Это было восемь лет назад.

То, чего боялась Колетт, случилось: живот у Жоржетты снова округлился. Третий ребенок навсегда уничтожит ее мечты о лицее. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит: после седьмого класса придется сдавать экзамены, чтобы получить свидетельство об образовании. Она не решилась заявить, что хочет продолжить учиться. Даниэль, ее младшая сестра, родилась 13 марта 1958 года – не дома, в больнице. Колетт толкает дверь белой палаты и видит чистенькую запеленутую малышку в кровати, розовые кулачки прижаты один к другому, глаза закрыты. Она похожа на современную принцессу, родившуюся в другом веке. На ней новая пижамка. Мать дремлет. Жан сжимает руку Колетт.

– Ее зовут Даниэль, – говорит она.

– Даниэль… – повторяет Жан и касается щеки девочки кончиками пальцев.

– Хочешь ее поцеловать?

– Да.

Он чмокает Даниэль в висок и шепчет на ухо Колетт:

– Она воняет.

Старшая сестра хохочет.

Мать просыпается, ребенок начинает хныкать, и гордый отец немедленно выставляет их за дверь.

– Вашей матери и малышке нужно отдохнуть.

Они садятся в грузовичок, все трое на переднее сиденье.

Мало-помалу в душе Колетт поднимается гнев. Очень сильное чувство. Она вдыхает аромат волос брата, но это не помогает, девочка не может сдержаться и произносит в порыве небывалой ярости:

– Я хочу продолжать ходить в школу.

Отец смотрит на нее, но как будто не понимает, что дочь обращается к нему, и Колетт упрямо повторяет:

– Я хочу учиться. Так положено.

Робен наконец-то реагирует:

– Ты поступишь, как сделал я, – отвечает он без гнева и печали. – Пора начать помогать родителям.

– Я – не ты!

– Как ты смеешь грубить отцу?

– Это вовсе не неизбежно.

– Что – это?

– Судьба…

– В школе тебе забивают голову всякими глупостями… А сынок Сенешалей помогает учителям. Ты говоришь по-книжному, а у меня на глупости времени нет, нужно кормить семью, теперь родилась малышка, ты старшая и будешь работать, как все.

Колетт глотает слезы. Она знала, что так будет. Знала, что новый ребенок сломает ее жизнь, что рождение одного – смерть другого. Новорожденный ягненок никогда не встречается с тем, кто появился на свет до него и успел отправиться на бойню.

18

25 октября 2010

Я везучая – мое хозяйство ведет фея, и поэтому никаких проблем не возникает. А еще я люблю ее. Говорят, так не полагается, каждый наниматель и его работник должны знать свое место. Но я люблю Корнелию, она и есть мой дом.

Когда Ана пошла в школу, Корнелия собиралась покинуть нас и вернуться к работе патронажной сестры, но мы решили проблему. Она стала моей личной кормилицей. Кто сказал, что взрослый не имеет на это права?

Заказ бумаги, картриджей для принтера, визиты к врачам, заполнение деклараций о доходах для налогового ведомства. Готовка еды в мое отсутствие, пылесос и стиральная машина. Корнелия – персональная Мэри Поппинс, ведь еще четыре года назад моя повседневность состояла из писательства, чтения, съемок, монтажа, поиска натуры и экспедиций.

Если я была за границей или уезжала по делам, Корнелия оставалась ночевать. Я больше не путешествую, но комната Корнелии по-прежнему находится рядом с комнатой Аны, и она остается, когда захочет, ведь дома ее никто не ждет. У Корнелии был неудачный опыт замужества, единственный сын живет в Бельгии, где она регулярно его навещает. Несколько месяцев назад мне показалось, что у моей домоправительницы появился возлюбленный, она таится, и я ее подкалываю: «Для кого это ты так размалевалась, Корнелия? Ради кого ты напялила новое платье, Корнелия? С чего это ты все время напеваешь, а, Корнелия? Собираешься на свидание?» Она хихикает, но упорно молчит. Кажется, моя любимая домоправительница из деликатности не хочет признаваться, что счастлива. И зря – я бы радовалась как сумасшедшая.

Чтобы облегчить нам жизнь, я после возвращения в Париж снимаю Корнелии квартиру в соседнем доме. Мы с Аной живем на Монмартре, на последнем этаже здания над Villa des Abbesses[16]. Ее отец и «та, другая» поселились в Марэ.

Я решила вернуться на несколько дней в Париж – ужасно соскучилась по дочери, Корнелии, своей комнате, запаху горящих свечей в гостиной, собственной кухне. Нужно постирать белье и поразмышлять, развешивая его в прачечной (почему-то там особенно хорошо думается). В гостинице невозможно заниматься «хозяйственными делами», это меня больше всего раздражает в любом отеле.

Я припарковала «ситроен» перед гаражом и села в поезд. Все случилось так быстро, что думать я могу только о тете. О загадочном взгляде, которым она смотрела на меня, когда входила в мастерскую. Была ли она рада видеть племянницу? Хотела или нет обнять и расцеловать меня? Поговорить? Сказать то, чего никогда не говорила?

Я открываю дверь квартиры и слышу знакомые голоса. Корнелия сидит на диванчике рядом с… Луи Бертеолем. Я брежу? У меня галлюцинации? Нет, не может быть! Друг тетки и моя Корнелия. С ума сойти! Они никогда не встречались. Два моих мира соединились.

– Луи, я четыре дня везде ищу тебя!

Он встает, подходит ко мне.

– Я вызвал жандармов, когда нашел ее… мертвой. А потом ушел.

Луи так горько рыдает, что Корнелия начинает гладить его по плечу.

– Значит, ты им сообщил?

– Заварю-ка я чаю, – вмешивается Корнелия. По