Тата - Валери Перрен

родившегося у Робена и Жоржетты, трудолюбивых земледельцев с некрасивыми лицами. Колетт не понимает, каким чудом ее младший брат получился таким красивым. Ангел, упавший с неба в чужую семью.

Колетт боится одного – что их мать снова забеременеет. Она следит за ее животом, как за кастрюлькой молока на огне. Она часто отсутствует на уроках – приходится помогать на ферме, а если появится третий отпрыск, ее заберут из школы навсегда. Фермерская дочка, ломовая лошадь – вот что я такое.

Источник радости Колетт – ее брат. А еще она любит укачивать на руках новорожденных ягнят – тайком от родителей, чтобы не злить их. Работа на ферме есть всегда, и руки Колетт – подмога, бесплатная рабочая сила. Она ведь старшая.

Они никогда ее не били. Ни разу не ударили – ни отец, ни мать. Но и обнимать не обнимали. Оба. Никогда. Родители вроде бы встретились на балу в честь 14 июля, в Гёньоне. Когда Колетт – она любопытная, ей все надо знать! – спрашивает у матери: «Какая музыка играла? Вы танцевали вместе? Как Робен с тобой заговорил? Что он сказал?» – та пожимает плечами и краснеет. Отвечает сердито: «Тебе делать неча? Вопросами ни скотина, ни мы сыты не будем».

Летом девочка косила, ворошила сено и собирала его в стога, до начала зимы перетаскивала в подпол тяжелые мешки с картошкой, помогала отцу толкать плуг, запряженный лошадкой Бижу. От этой тяжелой работы ломит спину. Подвязать фасоль, полить салат, перепахать огород, посеять, прополоть, выпустить животных, потом загнать их назад, помочь с дойкой… Пятьдесят баранов и овец, это вам не шутки! Тяжелый труд до и после школы. К вечеру мать так устает, что Колетт приходится «укладывать малого». Она ведет его в кровать, сидит рядом, пока он не уснет.

– Спи, малыш, закрывай глазки.

– А сказка?

– Я же рассказала тебе «Спящую красавицу»!

– Еще одну!

Колетт вдыхает запах его кожи, щекочет носом шею, и Жан хихикает.

– Ну пожалуйста, спи! Мне еще работать…

– У тебя есть работа, Коко?

– Да, Коко должна помогать папе с мамой.

– Ну тогда хоть коротенькую историю, а?

– Последнюю, договорились? Потом ты закроешь глаза и будешь спать.

– Обещаю! Пианино?

– Снова?

– Да.

Колетт приносит свою тетрадь по математике, хранящуюся в ранце. На двух последних страницах Блэз написал карандашом коротенькую историю, которая особенно нравится Жану.

– Одно крошечное пианино жило-поживало в кармане куртки маленького мальчика по имени Жан. Каждый вечер малыш доставал инструмент, подносил его к уху и слушал лучшие на свете музыкальные импровизации. Жан закрывал глаза и засыпал. Музыка звучала в его снах, росла и занимала все пространство комнаты. Великолепные сонаты заполняли ночи его детства, но как-то раз утром пианино исчезло. Он искал, выворачивал карманы, но так и не нашел его, а когда открыл дверь гостиной, увидел свой инструмент. Тот увеличился в размерах – как в его снах – и стоял посреди комнаты, сверкая черным лаком, словно жеребец-чистокровка. Пианино нашлось, но самостоятельно не играло. Мелодию нужно было подбирать самому. Жан поднял крышку и начал играть, наугад выбирая клавиши. Ничего не произошло, гармония не складывалась. Пальцы не могли сотворить чуда, сонаты не оживали, но Жан не оставлял надежды, вслушивался в голос инструмента и в конце концов отыскал мелодии, свои мелодии. Жан стал великим пианистом, еще более великим, чем его пианино. Они никогда не расставались и путешествовали по всему свету вдвоем.

Колетт целует брата. Мальчик теплый, пахнет молоком и миндалем. Она тихо выходит и отправляется в хлев. Овца поднимает на нее глаза, переводит взгляд на ягненка. Матери знают, что однажды у них заберут детей, поэтому они всегда настороже. Рука человека дает корм, но отнимает ягнят. Колетт запускает пальцы в гриву Бижу, лошадь вздрагивает, касается мягкими губами плеча.

Колетт возвращается в дом, проходит через кухню, где храпит Робен, прикрыв лицо газетой. Мать спит наверху. «Тем лучше, – думает она, – каждый вечер одно и то же, он – внизу, она – наверху. Никакого риска… Он не сделает ей ребенка». Она ворошит угли в печке и садится за стол, чтобы выполнить домашнее задание. Как бы ей хотелось стать учительницей! Но для этого нужно продолжить учебу после начальной школы, поступить в коллеж, как Блэз, и добраться до бакалавриата, а не идти на завод в четырнадцать лет и уж тем более не оставаться на ферме. Мечта не исполнится. Родители не позволят.

Из задумчивости Колетт выводит тихий стук – Блэз бросает камешки в окно. Она выходит пожелать ему доброй ночи, он протягивает ей «Милого друга» Мопассана. Блэз незаметно таскает книги из родительской библиотеки и снабжает ими Колетт. Времени на чтение у нее почти не остается – всего несколько минут перед сном, но она обожает слова, ей нравится утягивать их за собой в сны. Она прячет том под свитер.

– Отец говорит, это только для взрослых.

Колетт смеется, прикрывая рот ладонью.

– Спасибо.

– До завтра. Спокойной ночи, моя Колетт.

Она часто говорит Блэзу, что однажды он станет великим писателем. Как Виктор Гюго.

12

23 октября 2010

– Хочешь, я приеду?

– У тебя музыка и школа, дорогая.

– Ну и что, мама, ты не можешь торчать в Гёньоне в одиночестве!

– Я не одна, детка, не волнуйся. Со мной Адель, Эрве и Льес.

– Те, что на фотографии в твоей комнате?

– Да.

– Они не уехали из города?

– Не все уезжают, котенок. Иногда человек остается там, где родился и вырос.

– Какими они стали?

– Не изменились. Похожи на себя.

– Ты так и не узнала, где Луи?

– Нет.

– Вся эта история какая-то… тяжелая, мама. Ты не понимаешь, почему Коко так поступила? И куда исчез Луи? Думаешь, ее кто-то искал? Или ей угрожала мафия?

– Не глупи, Ана, тетя держала сапожную мастерскую.

– А может, это было прикрытие. Что, если она работала на секретную службу? Почему она нам ничего не рассказала?

– …

– Сейчас 2010-й, я не видела ее с Рождества 2006-го. Помнишь, как мы с папой съездили в Гёньон и обратно, чтобы отпраздновать вместе с ней? А через восемь месяцев Колетт не стало…

При упоминании Пьера я холодею.

Успокойся, Аньес, умоляю, возьми себя в руки…

– Ты ее видела?

Я не понимаю вопроса, и дочь уточняет:

– Ты видела Коко?

– Да… вчера, в морге.

– Какая она?

– Не изменилась. Постарела, конечно, но я ее узнала. У меня нет ни малейшего сомнения.

Когда я впервые показала Ану мой тете, она чуть в