Тата - Валери Перрен

Сама увидишь. В конце сада есть специальное место для барбекю. Мой мотоцикл, мой Mehari[12], мои друзья. Время от времени завожу романчик. Без обязательств. Нефтяной магнат позавидует!

Он встает и протягивает мне связку ключей.

– Mehari припаркован на улице. Желтый, не пропустишь. Мне тачка не нужна, а тебе пешком наматывать километры не резон, да и такси все время вызывать не с руки.

– А как же ты?

– Обойдусь мотоциклом.

Он целует меня в макушку.

– Пора на работу. До ско…

– Как звали Шарпея?

– Я больше никогда не произнесу его имя вслух!

15

24 октября 2010

Я возвращаюсь в Париж или остаюсь еще на несколько дней? Очень хочется пошарить по углам в доме на улице Фреден, а потом лечь спать и увидеть во сне тетю, услышать, как она ко мне обращается. Хорошо бы найти записку с объяснениями, оставленную специально для меня. Жизненно важно понять, как она провела последние годы жизни, пыталась или нет связаться со мной. Хотела защитить себя? А может, кого-то еще?

Я села в желтую машину и поехала на кладбище. Папа обожал Mehari. Теперь я понимаю почему. В ней есть нечто поэтичное и ностальгическое, как в сонате Шопена. Папа не успел обзавестись такой.

Я стою у могилы неизвестной (или неизвестного?). Кто там лежит? Пара синих башмаков на месте. Совсем не пострадали от времени и непогоды. Выглядят как новые. Как лицо Льеса. Такое прекрасное. Не могу перестать думать о том, что узнала. Что ему сделал тот монстр? Почему он не желает рассказать даже сегодня?

В кармане задрожал мобильный, номер незнакомый, но я отвечаю. Это Натали Гранжан, журналистка из Journal de Saône-et-Loire, она хочет встретиться, и я предлагаю «Маленький бар», через час.

– Ты в «Монже»?

– Да.

– Хорошо, там будет удобнее.

Меня зовут Аньес Дюген, урожденная Септамбр. Я дочь скрипачки Ханны Рубен и пианиста Жана Септамбра. Я сохранила фамилию бывшего мужа, Пьера Дюгена. По официальной версии – чтобы не менять имя, под которым меня знают в мире творческих людей, а по правде – чтобы досадить новой спутнице Пьера. Я родилась 22 октября 1972 года. Сейчас 2010-й, мне только что исполнилось тридцать восемь, а моей дочери – пятнадцать. На выборах я всегда голосовала за левых. И верю в Бога.

Я могла бы сказать, что мой бывший муж – великолепный артист и ветреный мужчина. Что я до безумия его любила, а теперь совсем разлюбила, но на самом деле все великолепие улетучилось вместе с ветреностью и я все еще люблю его. Я колеблюсь между двумя этими словами. Пьер чертовски обаятелен – наша дочь Ана считает, что говорить можно об «обаянии ума». Родителей не стало давно, тетя только что умерла второй раз. За много последних месяцев я не написала ни строчки. Вдохновение иссякло. Мозг пуст, как белый лист. Нет желания снимать. Не хочется краситься, одеваться, собирать группу, искать соавторов. Сказать нечего и незачем. Я одна. Я – разведенка. Кажется, все желания испарились. Запас чувств истощился. Сердце стало потертым и дырявым, как старые джинсы с блошиного рынка в Сент-Уане. Я хочу только одного – одиночества, хочу разговаривать с бродячей собакой или ничейным котом, с птицами в небе или случайно приземлившейся на мой свитер божьей коровкой.

Я сняла пять картин, из которых одна короткометражная. Первый «большой» фильм получил, как принято говорить, «единодушное признание». Пять премий «Сезар», две номинации на «Оскар» в категории «Лучший иностранный фильм» и «Лучший оригинальный сценарий», три «Золотых глобуса» и много всяких других призов. С «Банкетом выпускников» я объехала весь свет. Бывший муж исполнял одну из главных ролей – играл любимого сына. Он был роскошен. Утончен. Потрясал воображение. Переворачивал душу. Получил пять международных премий.

Действие фильма происходит с десяти утра до семи вечера одного дня. Четыре поколения собираются за столом, чтобы отпраздновать день рождения старейшины семьи. Я могла бы выбрать другое название – «Воскресение за городом», – но его уже дал своему великолепному фильму Бертран Тавернье[13]. Я снимала в июне, в Живерни, чтобы изображение вышло красивым.

В картине было много Баха, любимого композитора моих родителей.

Действие начинается ранним утром. «Сегодня будет прекрасная погода». Все смотрят на небо. Кругом цветущая загородная идиллия. Официанты суетятся возле большого стола, приказания отдает старик, за его спиной тенью маячит жена. Она дышит в такт мужу и выглядит милой, хотя это не так. Подчиненное положение иногда превращает людей в чудовищ. Постепенно собираются родственники, паркуют машины перед домом. И чуть в отдалении. Очень важно отметить, где кто ставит тачку, заранее решая, остаться или сбежать при первой же возможности.

Каждый – ребенок, племянник, кузен – приезжает, предвкушая удовольствие или преодолев внутреннее сопротивление, жаждет ласки или благосклонного взгляда патриарха. За всеми тянется шлейф провалов и душевных ран. Они рады встрече, но боятся подведения итогов и чужих суждений о себе. Дети удирают от взрослых, чтобы вволю нахохотаться, выкурить сигарету и поговорить об одиночестве – собственном и своих родителей, которыми больше не восхищаются. Оставшиеся за столом выпивают, тон разговора то взлетает, то падает, звучат песни Шарля Трене, Жан-Жака Гольдмана, Джейн Биркин и Жана Ферра. Кто-то рассуждает на ту или иную тему, ему возражают, чувства закольцовываются, настроение меняется, вибрирует, как стрелка компаса.

Аперитивы, закуски, основные блюда, хрустальные стаканы, красные вина, графины, букеты розовых и белых пионов, торт. Все хором поют «С днем рождения тебя!». Одну из пяти недель я снимала каждого поющего по отдельности: выражение лица, взгляд. Кофе, скатерти цвета сепии в пятнах от еды, раздачу подарков.

Меня тогда сравнивали с Джейн Кэмпион[14].

«Французская Джейн Кэмпион» – дружно повторяли журналисты разных изданий. Я очень смеялась над этим сравнением. А почему не Майкл Джексон? Людей сравнивают, сортируют по жанрам… Что может быть глупее? Впрочем, благодаря этому фильму я нашла финансирование для следующих. Меня обхаживали, я вовсю развлекалась, мы с Пьером работали как каторжные, все обсуждали, спорили, я писала для него, он был моим источником вдохновения. Мы делили друг с другом дом, любовь, работу, обожаемую дочь, отпуск, планы на будущее. Он не смотрел на других женщин, зато они вовсю на него пялились. Годами. Мы все чаще поднимались на сцену за призами, я в изысканных черных платьях, взятых напрокат, он – в шикарных смокингах. Мы, как говорится, были в тренде, а кроме того, мой муж был забавным. Не только со мной –