Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

хочу купить здесь квартиру. Желательно в твоем доме. Будем соседями, ты не против? Место шикарное, мой любимый модерн. А мне много теперь не надо, куплю метров двести, куда мне одной, правильно? Ленька пусть сам себя… У него уже есть: одна – в Стокгольме, другая – в Тель-Авиве. Он там с одной барышней встречается. Кстати, вы как с Алексеем в смысле жилья? Может, мне ему тоже купить, ну, так, однокомнатную пока?..

– Татьяна, не сходи с ума! – сердито прикрикнула на нее Галина.

– Да ты пойми, мне ж это ничего не стоит. Если ты боишься быть мне обязанной…

– Послушай, если ты не прекратишь свои купеческие замашки, я с тобой поссорюсь!

– Все. Прекратила, – миролюбиво согласилась Татьяна. – Только ты имей в виду, если он женится и приведет к тебе жену или, как у них сейчас принято, подружку… Молчу! Слушай, у Леньки моего такая девочка – супер! Из Израиля! Православная! Представляешь? Православная из Израиля! Это у моего-то дурака некрещеного! Я ему говорю: Ленька, крестись, пока не поздно!.. Ой, я ж тебе еще не рассказала! Представляешь – это еще до моего грека – приезжает в Мурманск Барух, в смысле Борька, пристает: покажи ему сына! А у него там в Иерусалиме одни девчонки рождаются. Я ему говорю: имей в виду, Ленька ничего о тебе не знает! Что ты, мол, папаша. Пусть у ребенка останется светлая память об отце, о Сашке то есть. Он, естественно: да я!.. да мне только взглянуть!.. Ну ладно, встретились в ресторане, нормально так посидели, старый, мол, мамин приятель. Так этот ненормальный назначил ему втихаря свидание и все растрепал! А Ленька – еще пацан, ну крыша и поехала: родной папаша, да еще из Израиля! С тех самых пор дружба – не разлей вода! Даже его курица дочереродящая смирилась… Это твоя? – выхватила она взглядом книгу со стеллажа.

– Моя. Докторская.

Татьяна вздохнула.

– Молодец! – Она полистала книгу. – Я ведь тоже, если ты помнишь, подавала надежды. В свое время. Если бы не наш лауреат Нобелевской премии мира… я бы уже давно защитилась. А так – ни рыба ни мясо.

– Ну не прибедняйся. Ты у нас девушка – гражданка мира. Золотой миллиард.

– Нет чувства удовлетворенности, – пожаловалась Татьяна. – Веришь – нет?

– Раз говоришь – верю.

– А у тебя?

– Не знаю, я как-то об этом не думала. Вот с Алексеем сейчас все, слава Богу, в порядке. Я и рада.

– А личная жизнь?

– Ты же знаешь, мы в разводе, давно.

– Да я про другое.

– А другого ничего нет, – улыбнулась Галина.

– Что – совсем?

– Совсем.

– А для здоровья?

– Для здоровья, – усмехнулась Галина, – в бассейн хожу. Иногда.

– И это правильно. Вот недавно в газете прочла: оказывается, миома, знаешь, отчего? От отсутствия мужского начала в нашей жизни.

– У меня нет миомы, – улыбалась Галина.

– У меня пока тоже, вот я и подумала: грек, конечно, хороший человек, но не век же мне в трауре ходить, верно? Кстати, а как наш американский плейбой поживает?

– Ты о ком?.. А… О Господи… не знаю… Надеюсь, жив-здоров.

– Почему бы нам не напомнить о себе?.. Позвоним?

– Ты с ума сошла! В монастырь?! У меня и телефона нет!..

– Ладно, с вами все ясно. Будем исправлять. Постепенно.

Идея обновить Галинину квартиру так прочно засела в ее голове, что в конце концов она вынудила подругу согласиться на небольшой косметический ремонт.

– Вы с Алексеем поедете куда-нибудь в Эмираты, а я за это время… поверь, у меня колоссальный опыт строительных работ!.. Мы с греком… Нет, ну если ты так боишься за свои каракули… в смысле научные труды, клянусь, ни одна бумажка не пропадет! Ну пожалуйста! Ну сделай мне одолжение! Ну я тебя умоляю!.. Ну обои переклею – все дела!..

Татьяна умела добиваться своего.

В Эмираты они не захотели. Алексей попросил ее поехать в Крым. В Феодосию. К отцу.

– Только ты пойми, пожалуйста, – предупреждала его Галина. – Твой отец не подозревает о твоем существовании. Мы свалимся ему как снег на голову. У него семья, дети… надо деликатно… никого не обидеть…

Алексей отвечал, что все понимает. Они поехали.

8

Февраль в Крыму выдался теплым. Уже вовсю пахло весной. Дул южный ветер, и на феодосийских холмах пробивались нежные, трепещущие первоцветы. Закаленные северяне устраивались под стенами набережной загорать, отдельные смельчаки бросались в море и, обожженные ледяной водой, тут же выскакивали обратно, сопровождаемые одобрительно-восхищенными взглядами отдыхающих. На набережной все так же завлекали праздный народ измерить вес, сфотографироваться с обезьяной, погадать о судьбе, покушать чебуреки и домашнего изготовления сласти, сувенирные лавочки предлагали бесчисленные дешевые украшения и безделушки из раковин и можжевельника, художники традиционно выставляли более или менее удачные копии Айвазовского и – редко – свои собственные пейзажи. Все было как всегда.

Галина и Алексей сняли комнату недалеко от моря и несколько дней просто гуляли, осваиваясь и вспоминая город. Наконец, собравшись с духом, с букетиком тюльпанов и коробкой конфет она пошла по заветному адресу. Сердце ее гулко стучало, и, чтобы немного успокоиться, она несколько раз прошлась по улице туда и обратно. «Боже мой, как это неприятно… вламываться в чужую жизнь…» Она вдруг вспомнила Ирину, бесцеремонно сообщившую ей по телефону о своей беременности от Юры, и свою болезненную реакцию на эту новость и подумала, что ее визит с сыном в чужую семью мало чем отличается по сути от Ирининого звонка…

– Девушка, вы кого ищете? – окликнула ее толстая тетка, сидевшая на лавочке у своего дома и торговавшая чурчхелой и семечками. – Вам, может, квартиру снять?

– Нет, нет, спасибо, я уже, – поспешно отказалась Галина. – Дом номер семь… – Она сделала вид, что не может найти адрес.

– Так вот же он, – указала тетка на знакомый ей, побеленный забор. – Вы уже прошли.

– Спасибо, – пробормотала Галина и под прицельным теткиным взглядом нажала кнопку звонка.

Ей долго не открывали. Она позвонила еще раз. Прислушалась. На этот раз ни собачьего лая, ни человеческих голосов не было слышно. Наконец глухой старческий голос из-за калитки спросил:

– Вам кого?

– Мне… Я к Алексею. – От волнения у нее пересохло в горле, и она поперхнулась.

Калитка приоткрылась. Перед ней стояла сухонькая, седая старушка, кого-то ей странно напоминавшая. Старушка смотрела сперва отрешенно, но по мере вглядывания глаза ее все более и более расширялись и наполнялись слезами.

– Вы… Галина? – выдохнула она.

– Да… А вы… неужели?.. Вы Софья Дмитриевна? – каким-то шестым чувством догадалась Галина.

Софья Дмитриевна заплакала; они обнялись.

– А я думала… Алеша говорил, вы замужем, в Киеве…

– Жила в Киеве, пока мужа