Рабыня Изаура - Бернарду Жуакин да Силва Гимарайнш

Все остальные рабыни наблюдали за ней с нескрываемым интересом и сочувствием, потому что все, кроме Розы, испытывавшей к ней смертельную зависть, любили Изауру. В двух словах поведаем читателю причину недоброжелательности Розы. Это была не просто зависть, было в ней нечто, превращавшее эту зависть в глубокую ненависть. Роза давно уже была любовницей Леонсио, доставшейся ему легко, без борьбы, просьб и угроз. Однако с тех пор, как он оказал предпочтение Изауре, Роза была им заброшена и забыта. Хорошенькая мулатка почувствовала себя жестоко раненной таким пренебрежением в самое сердце, а будучи злой и мстительной по натуре и не имея возможности свести счеты со своим господином, она поклялась обрушить весь свой гнев на несчастную соперницу.

– Черт побери тебя, проклятый! Пусть замучит тебя злая проказа, нехороший человек! Пусть укусит за язык гремучая змея, проклятый пес! – Эти и другие ругательства посылали рабыни, ворча под нос, вслед управляющему. Самое ненавистное для рабов существо – это управляющий. Даже палач не вызывает такой ненависти. Надсмотрщик внушает отвращение в большей степени, чем самый жестокий господин, вручивший ему безжалостный бич, чтобы наказывать и изнурять рабов работой. Так страдалец забывает судью, вынесшего суровый приговор, чтобы восстать против палача, исполняющего его.

Как мы уже сказали, Изауре пришлось сесть рядом с Розой. А та сразу же обрушила на свою новую соседку весь запас саркастических и язвительных замечаний и насмешек.

– Мне очень жаль тебя, Изаура, – сказала Роза для начала.

– В самом деле? – ответила Изаура, готовая противопоставить недоброжелательности Розы всю свою естественную приветливость и терпение. – Почему же, Роза?

– Наверно, тяжело променять гостиную на хижину, диван, покрытый дамассе[5], на колченогую лавку, пианино и атласную подушку – на эту прялку? За что тебя выставили оттуда, Изаура?

– Никто меня не выгонял, Роза, ты прекрасно знаешь это. Сеньора Малвина уехала вместе с братом к своему отцу. Так что мне больше нечего делать в гостиной, и поэтому я пришла работать сюда, стану прясть вместе с вами.

– А почему она не взяла тебя, свою любимицу, с собой? Ах, Изаура, ты пытаешься обмануть меня, но напрасно ты хитришь, я все знаю. Ты стала слишком заносчивой, и потому тебя отослали сюда, чтобы ты знала свое место.

– Как ты язвительна! – ответила Изаура, грустно улыбаясь, но не теряя спокойствия. – Значит, ты думаешь, что я была счастлива там и гордилась тем, что нахожусь в гостиной, среди белых? Как ты заблуждаешься! Если бы ты не высказывала мне своих злых замечаний и колкостей, мне было бы приятнее и спокойнее работать здесь, чем прислуживать там.

– Я тебе не верю. Как это тебе может нравиться здесь, где нет мужчин, с которыми ты привыкла любезничать?

– Роза, что я тебе сделала плохого, почему ты распространяешь эти выдумки?

– Ой, сеньора, не сердитесь! Простите, дона Изаура. Я думала, что сеньора оставила свою щепетильность там, в гостиной.

– Можешь говорить все, что угодно, Роза, но я хорошо знаю, что в гостиной или на кухне я, как и ты, всего лишь рабыня. Ты тоже должна помнить, что если сегодня ты здесь, то где ты будешь завтра, знает один только Господь. Давай работать, ведь это наша обязанность. Оставим эти пустые разговоры.

В эту минуту послышались звуки колокольчика, известившего, что наступило четыре часа вечера – время ужина для рабов. Рабыни, оставив свою пряжу, поднялись, и лишь Изаура осталась на своем месте, продолжая прясть.

– Разве ты не слышишь, Изаура, – с издевкой обратилась к ней Роза. – Пора. Фасоль ждет тебя!

– Нет, Роза. Я останусь здесь. Я не голодна. Надо закончить мое задание, я слишком поздно начала сегодня.

– Ты права, такая образованная и изнеженная девушка, как ты, не может есть из одного котла с рабами. Хочешь, я пришлю тебе бульончик и шоколад?

– Замолчи, болтунья! – прикрикнула на нее пожилая креолка, казалось возглавлявшая эту группу прях. – Вот змеиный язычок! Оставь ее в покое. Пошли, пошли.

Все рабыни покинули сарай. Изаура осталась наедине со своей работой, ею овладели грустные и тревожные мысли. Нить, словно сама собой, бежала из-под ее нежных пальцев, в то время как босая изящная ножка, сбросив сафьяновый башмачок на деревянной подошве, мерно нажимала на педаль прялки, приводя ее в движение. Голова девушки склонялась в одну сторону, как увядшая белая лилия, а опущенные ресницы, как печальные вуали, скрывали бездонную грусть и уныние, затаившиеся в прекрасных глазах. Она была ослепительно хороша, застыв в этой очаровательной позе.

«Боже мой, – думала она, – даже здесь я не могу обрести покой! Словно все поклялись мучить меня! В гостиной меня преследуют белые и плетут тысячи интриг, чтобы терзать меня. Здесь, среди подобных мне, кто, кажется, мог бы хорошо ко мне относиться, я надеялась обрести покой. Но и здесь находится одна, которая из зависти или не важно из-за чего, косо смотрит на меня и злобно насмехается. Боже мой, боже мой!

Я несчастна уже потому, что родилась в неволе. Но не лучше ли было бы родиться тупой и уродливой, как самая ничтожная негритянка, чем получить от небес дар, только отравляющий мое жалкое существование?»

Но печальные размышления Изауры не были продолжительными. У входа раздался шум, и, подняв глаза, она увидела, что кто-то приближается к ней.

– Ах, боже мой! – прошептала она. – Опять! Ни на мгновение нельзя остаться одной.

Вошедший был не кто иной, как лакей Андрэ, которого мы уже видели вместе с управляющим и который весьма развязно и дерзко встал перед Изаурой.

– Добрый вечер, прекрасная Изаура. Как поживает очаровательный цветок? – самонадеянно приветствовал ее хвастливый лакей.

– Хорошо, – сухо отрезала Изаура.

– Ты недовольна? Ты не права, надо приспосабливаться к новому образу жизни. Должно быть, тому, кто привык находиться в гостиной среди шелков, цветов и ароматной воды, очень грустно оказаться в этих закопченных стенах, воняющих прокисшим вином да нагаром сальных свечей.

– И ты, Андрэ, тоже пользуешься случаем бросить в меня камень?

– Нет-нет, Изаура! Упаси меня господь обидеть тебя. Наоборот, моему сердцу очень больно видеть тебя здесь, среди этого сброда: грубых и вонючих негритянок. Такая девушка, как ты, достойна ступать только по коврам и возлежать на подушках из дамасского шелка. У этого сеньора Леонсио в самом деле сердце каменное.

– А тебе какое до этого дело? Мне и здесь неплохо.

– Ну что ты! Не верю. Твое место не здесь. Но с другой стороны, я рад этой перемене.

– Почему?

– Потому что, Изаура, говоря по правде, ты мне очень нравишься,