Человек, который любил детей - Кристина Стед

Дети дышали спокойно, слушая восхитительную историю о «Гробовщике» Ломасне, но в ее правдивость верили лишь отчасти. Потом, надеясь услышать от Сэма еще одну из его чудесных выдумок, они, чтобы вернуть отца в реальность, задели его за живое: спросили, почему доставка местной почты, ныне осуществляемая временным работником, поручена Попайю Бэнксу – семнадцатилетнему парню с признаками базедовой болезни, до того безобразному, что смотреть страшно. Обычно тот прятал выпученные глаза под козырьком, но бывало, и не прятал. Сэм заявил, что Попай, ко всему прочему, еще и слабоумный, у него куча других дефектов и одному богу известно, чего он только не вытворяет! Возможно, ворует и шпионит и уж точно хромает и косит глазами. Подобно многим людям с красивой внешностью, Сэм восставал против всякого уродства и невзрачности. Более того, он считал, что уродство и невзрачность в основе своей порочны, их сущность – зло, а именно это сущностное зло наверняка и обкрадывает его, Сэма Поллита.

– Стань моряком, увидишь мир! А мы что видели? Морскую ширь, – пропел Эрни.

И мальчики принялись с жаром обсуждать весенний график спортивных мероприятий Военно-морской академии: бейсбольные матчи, в том числе между первокурсниками, а также состязания по гребле и легкой атлетике. Мальчики презирали «маменькиных сынков», но постоянно говорили о Военно-морской академии, и у них появился новый интерес в жизни: они ничуть не скучали по столице, а, напротив, считали, что живут в самом сердце Соединенных Штатов. Здесь к ним (к «маменькиным сынкам» то есть) приезжали студенческие команды Дартмута, Гарварда, Принстона, Корнелла, Колумбийского, Виргинского и Питтсбургского университетов, ну и, разумеется, из их родного Джорджтауна. Жизнь маленьких Поллитов была наполнена бурными обсуждениями. Мальчики были благодарны Сэму за то, что он привез их на эту речку, которая стала средоточием их бытия, и даже Эрни начал оттаивать, ведь с его математическими талантами он мог бы поступить в Академию. Как же будут восхищаться им, думал он, его младшие братья! Многие из их одноклассников, да и из одноклассниц Луи тоже были детьми преподавателей Академии, и мальчики приносили домой кучу разных сплетен: такой-то был гнидой (нужно говорить «вонючкой», поправлял Сэм); а все они «бабы», раз сами приводят в порядок и чинят свою одежду, а также подметают в своих комнатах; и команда Академии непременно победит в этом году – ни у одного балтиморского колледжа нет ни малейшего шанса на победу (их патриотизм ограничивался территорией Спа-Крик, на которой находилась, как они считали, Военно-морская академия США). Сэм млел от радости, ведь его сыновья (теперь он называл их «мои курсанты») были счастливы. «Маленькие женщины» были недовольны, но ведь сам-то он – мужчина, а это, что ни говори, мир мужчин. Все девочки вечно недовольны, пока не выйдут замуж и не народят детей.

И Сэм, и Хенни теперь открыто (хоть и не вместе) строили предположения относительно будущего спутника жизни Луизы. Хенни ходила к гадалке Хасси, и та напророчила, что ее падчерица выйдет замуж за офицера – выпускника Военно-морской академии в Аннаполисе.

– Это замечательно, – с удивлением говорила Хенни всем своим подругам и даже самой Луизе. – Она, я уверена, до вчерашнего дня в глаза меня не видела. – И Хенни тотчас же принялась убеждать себя, что Луиза выйдет замуж за офицера Военно-морского флота. На падчерицу она теперь смотрела с бóльшим уважением и наконец начала прислушиваться к просьбам Луи сделать ей перманент и купить танцевальный наряд. – Если ты намерена выходить в свет, – с оптимизмом в голосе произнесла Хенни, – твоему отцу просто необходимо отказаться от своих глупых идей относительно танцев и безумных пуританских принципов. Где это видано, чтобы взрослая девочка твоих лет не умела танцевать! – И Хенни снизошла до того, что по этому поводу написала Сэму записку: «Сэмюэль Поллит, ты обязан договориться об уроках танцев для твоей дочери и купить ей соответствующее платье». Сэма привела в бешенство эта записка жены, в которой он усмотрел лишь очередную порочную попытку «женщин, воспитанных в балтиморской традиции белого рабства», развратить его дочь. Он категорически запретил Луизе принимать участие в подобных оргиях и даже думать о них. В ответ на его реакцию Хенни сурово поджала покусанные губы (они теперь имели фиолетовый цвет, а кожа ее приобрела оттенок сушеного шафрана, так что она была страшна, как смертный грех) и отправилась с Хасси за покупками. Из той поездки она привезла платье из тонкого шелковистого хлопка, с тремя рюшами вокруг плеч и пояском из роз на талии. По мнению Хенни, такой наряд вполне подходил для юной девицы, хотя это платье, наверное, более уместно смотрелось бы на Луи в прежние годы, когда она была младше.

Кончилось все тем, что ни на какие танцы Луи, конечно же, ходить не стала. Она продолжала «страдать и тосковать» по мисс Эйден, так что вскоре вся семья Поллитов признала ее чудаковатой девочкой. Хасси посоветовала Хенни уже сейчас заняться поисками мужа для падчерицы, иначе крупная девочка-переросток попадет в беду. И Хенни, хоть теперь она и чувствовала себя старомодной, начала тайком присматривать в Балтиморе подходящую партию для Луизы. Разумеется, срочности никакой не было, пусть четырнадцатилетняя Луи и выглядела на все семнадцать. «Я обязана ее спасти, – думала Хенни, – пока она по его милости не стала „синим чулком“. Тогда ни один мужчина не захочет взять ее в жены!»

Они жили в странном мире. Сэм на работу еще не вышел (хотя место биолога ему было обеспечено). Хенни доставала деньги непонятно откуда. Луи окончательно выпала из реальности, парила где-то между раем и адом. Эрни стал «чудаком». А малыши слились с миром птиц, цветов, ветров, приливов и отливов. Сэм пребывал в состоянии почти полного блаженства, и теперь его беспокоил лишь Эрни и его «скаредность». Скупердяйство Эрни стало в семье притчей во языцех: он был одновременно объектом упреков и шуток. Также Сэма тревожило, что у Луи «ненаучные» представления о деторождении. В конце концов он решил взять быка за рога и, стремясь продемонстрировать научный подход, как-то раз зашел в ванную, где Луи мыла голову и расчесывала свои длинные волосы, удостоверился, что рядом нет других детей, и оставил ей три книги: «Стихотворения» Шелли (как образец стихосложения, подчеркнул он), «Золотая ветвь» Фрэзера[136] (для понимания антропологического аспекта вопроса размножения, изрек он) и книгу Джеймса Брайса[137] о зверствах немцев в Бельгии (в этом труде она найдет объяснение тому, почему американцам пришлось вступить в войну и